Саенко Евгения

Сегодня мы предлагаем вам посмотреть на ситуации Эдипа глазами родителей и вместе с ними пройти периоды жизни, в которых, на наш взгляд, происходит воскрешение Эдипова конфликта.
Разрешение ребенком Эдипа далеко не всегда бывает успешным. В большинстве случаев происходит глубокое вытеснение аффекта. В дальнейшем Эдипов комплекс приобретает интермиттирующий характер (периодический, повторяющийся). Эдипальный конфликт неоднократно проживается и повторно воплощается в последующие годы, будучи заново введенным в действие через ситуации переноса. То есть периодически оживляется грезами в ответ на внешние обстоятельства, «реконструирующие» Эдип.
Этот интермиттирующий процесс можно условно разбить на следующие периоды:
1. Эдипальные истории при создании пары.
1.1. Грезы о партнере и о себе.
1.2. Грезы в постели.
2. Родительство.
2.1. Грезы о беременности и рождении детей.
2.2. Когда ребенку еще нет 3-ёх лет.
2.3. И снова Эдип, только в квадрате (ребенок с 3 до 6 лет).
2.4. Рождение второго ребенка.
2.5. Родители подростка.
2.6. Уход ребенка из семьи («покинутое гнездо).
2.7. Создание пары ребенком.
3. Родители родителей (появление внуков) или последняя попытка реконструкции собственного Эдипа – реванш.
В рамках нашего доклада не представляется возможным подробно осветить все периоды. Мы только вкратце их коснемся. Более детально будут рассмотрены эдипальные грезы родителей, возникающие в то время, когда их дети сами становятся родителями, в процессе появления собственных внуков.
Эдипальная история имеет не только одного адресата – царя Эдипа. Она захватывает все его семью, которая включается в этот конфликт. Амбивалентные вытесненные чувства переживаются Эдипом вместе с его родителями и детьми.
Большинство исследователей Эдипова комплекса концентрируют свое внимание на ребёнке, оставляя переживания, чувства и грезы родителей мало освещенными. Хотя по накалу и драматизму они не уступают таковым у детей.
Коснемся вкратце предложенной нами периодизации интермиттирующего Эдипова комплекса, не принимая во внимание патологию развития.
Эдипальные грезы при создании пары.
К супружеству и мужчину, и женщину влечет не что иное, как ожидание найти в нем выполнение всех давних желаний, идущих от эдиповой ситуации детства - быть женой отцу, или мужем матери, иметь родителя в своем исключительном обладании, и родить ему или от него ребенка. При этом Эго обоих партнеров подвергается регрессу.
Со стороны Ид и мужчине и женщине угрожает разочарование не только потому, что реальное отцовство или материнство не совпадает с идеальной картиной, оставленной в нашем сознании детскими желаниями и порывами, но также потому, что, как говорит Фрейд, жена или муж - это всегда лишь замена, суррогат желанной родительской фигуры. Сила разочарования зависит, с одной стороны, от силы детской привязанности к родителю противоположного пола, в случае прямого (позитивного) Эдипова комплекса, и одного пола с ребенком, в случае обратного (негативного), а, с другой стороны, от степени расхождения между найденным объектом и достигнутым удовлетворением и специфическими бессознательными сексуальными желаниями.
С другой стороны, Суперэго партнеров находится под угрозой воскрешения старого запрета на инцест - в этот раз по отношению друг к другу; и чем полнее удовлетворены бессознательные желания, тем сильнее опасность. Новое пробуждение к жизни запрета на инцест при вступлении в брак типично и приводит к тому же результату, что и отношения ребенка с родителями, а именно к тому, что прямые сексуальные цели уступают место отношениям привязанности, дружбы, в которых секс запрещен.
Выбор пары зависит от половой и полоролевой идентификации и определяет поиск в лице партнера родителя либо своего, либо противоположного пола.
Мужчина относительно успешно прошедший Эдип ищет в качестве брачного партнера свою мать. Осуществляя выбор, мужчина регрессирует и переносит свои амбивалентные эдипальные чувства и фантазии как на свою будущую жену, так ни на её родителей. При этом инцестуозные чувства, фантазии и страхи к своим собственным родителям возрождаются из пепла. И мужчина, попав в двойную эдипальную ситуацию, начинает грезить свою эдипальную историю. На мать будущей жены переносятся чувства и фантазии, адресованные своей собственной матери. Глубоко расщепленные, они могут быть либо либидозные, либо агрессивные. Поэтому одна из матерей ствановится феей, исполняющей все желаяния (хороший объект), а другая ведьмой (поврежденный объект). Партнерша в его грезах попеременно наделяется этими амбивалентными ролями.
Собственный отец и отец девушки воспринимаются как расщепленные части грозной кастрирующей эдипальной фигуры.
Удвоение родительских фигур делает расщепление реально подкрепленным.
В выборе партнера женщиной имеются свои особенности. Женщина в качестве будущего мужа может искать родителя как противоположного, так и своего пола. В последнем случае в силу эдипальных предпочтений женщина часто наделяет обе материнские фигуры ненавистными качествами. В этой грезе ее партнер обладает качествами хорошей матери.
Инцестуозные чувства и фантазии женщины к своему отцу транслируются на весь мужской пол.
В созданной паре и мужчина, и женщина в своих грезах воспринимают собственных родителей и социум как враждебную преследующую родительскую фигуру своего пола.
Грезы в постели.
Грезы в постели напрямую связаны с первичной сценой и вызывают у обоих партнеров амбивалентные чувства, страхи и фантазии не только эдипальной, но и доэдипальных стадий развития.
- страхи и фантазии о предательстве и измене. («Но я другому отдана и буду век ему верна», - говорит пушкинская Татьяна Онегину, бессознательно подразумевая, что она навеки принадлежит отцу).
- страх и фантазии наказания за запретные удовольствия;
- удовольствие и страх быть пойманным;
- страх повреждения тела;
- страх лишения родительской любви;
- страх кастрации;
- страх быть брошенным;
Глубина и интенсивность этих фантазий определяет характер взаимоотношений в паре.
Родительство.
Грезы о беременности и рождении детей.
Итак, брак заключен, и супруги теперь бессознательно переживают чувство вины особенно по отношению друг к другу. Партнеру не только бессознательно приписывается роль родителя, которого ребенок домогается и любит, но оживает и старый ужас перед запретами и наказаниями. Этот страх связывается с мужем или с женой. В особенности реактивируется застарелое чувство вины за занятия онанизмом.
После создания семьи оба партнера вступают в тесное взаимодействие с удвоенной парой родителей. Это усиливает регресс, обостряет амбивалентные чувства и возбуждает еще больше фантазий. Здесь оживают грезы о зачатии, беременности и рождении детей эдипального периода.
Мужчина вновь переживает бессознательные фантазии об убийстве отца, оплодотворении матери и о возмездии со стороны родительских фигур. В фантазиях, порождая ребенка, мужчина «рождается» сам. В этом смысле он «рождает» сам себя и становится угрозой для отца – себя. Эти грезы нашли отражение в многочисленных мифах и сказаниях о рождении богов и героев (Так Кронос убивает своего отца и избавляется от сына Зевса. Однако, вскормленный в потаенном месте, Зевс вырастает и бросает своего отца в бездну Тартар, предварительно оскопив. Сходные по сюжету мифы повествуют эдипальные истории об Ахиллесе, Эгее, Тезее, Персее,Гильгамеше, Парисе и др.)
Во время всего периода беременности грезы о возможном поле ребенка порождают многочисленные страхи о собственной потенции и могуществе:
- Сравняюсь ли я с отцом?
- Не кастрирован ли я?
- Мой ли это ребенок? (Здесь собственный отец выступает возможным отцом ребенка, соперником-победителем.)
- Кто родится? Ожидаемый пол ребенка может подтвердить (если это мальчик) или опровергнуть (если девочка) собственную потенцию, уменьшив на время кастрационную тревогу. Наряду с этим существует бессознательный страх рождения Другого. (У Пушкина мы находим иллюстрацию этих страхов: « Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку…»). Древние мифы являются яркой иллюстрацией подобных страхов (Легенды о Минотавре, о Ганеше, о дочерях Посейдона).
Беременная жена, чей вид одновременно и пугает и восхищает, воспринимается в фантазиях собственной матерью, носящей его в своем чреве, что возрождает страхи о женском лоне (вагине). Страх заблудиться в пустоте, встретить чудовище в пещере, потерять себя (встреча со Сфинксом) проявляется в отстраненном поведении, иногда в отвращении и неприязни к беременной жене. Чтобы выжить, он должен как Эдип разгадывать ее нескончаемые загадки. Это обостряет и без того невыносимую тревогу.
От грез, страхов и фантазий мужчина защищается аддикционным поведением и изоляцией (бегством).
Женщина во время беременности регрессирует глубже мужчины на шизоидно-параноидную позицию, и испытывает страхи, присущие этой позиции.
- страх проникновения «плохих объектов»;
- страх поглощения «плохими объектами»;
- страх повреждения тела внутренними «плохими объектами»;
- страх изменения тела («Алиса в стране чудес»);
- страх уничтожения (смерть при половом акте, беременности и родах);
Кроме того, особо остро женщина ощущает страх возмездия за инцест, как со стороны матери, так и со стороны отца, и проецирует его на окружающий мир. К этому добавляется страх потери родительской любви и собственная беспомощность.
Страхи и тревоги во время беременности приводят к бессознательным попыткам избавиться от «плохого объекта» (замершая беременность, токсикозы беременных, эклампсия, выкидыши, уродства плода и др.)
Фантазии женщины в этот период носят амбивалентный характер. С одной стороны они подкрепляются перечисленными страхами, с другой порождаются грезами об обретенном рае. В этот период женщина грезит себя в утробе собственной матери. В отличие от мужчин она не боится потеряться в ней. Характерны также:
- фантазии о приобретении отцовского фаллоса: «Я полна отцом», «Я понесла от него»;
- фантазии о возвращении собственного утраченного фаллоса, если ребенок – мальчик.
-  фантазии о триумфе над матерью и ее символическом убийстве;
- в случае рождения девочки женщина фантазирует свое собственное рождение и то, что она будет лучшей матерью для себя самой.
Итак, зачатие, беременность и рождение ребенка вызывают у обоих полов грезы об обладании или утрате фаллоса, который выступает атрибутом всемогущества (жезл королей, посох волшебника, клюка ведьмы, магическое заклинание, и библейское: «Вначале было слово»).
Когда ребенку еще нет 3 лет.
Рождение ребенка не успокаивает буйство фантазий у родителей, а наоборот усиливает их, многократно умножая и модифицируя.
Мужчина грезит об акте рождения, не имея возможности пережить его в реальности. В этих фантазиях жена-мать представляется непостижимым магическим и устрашающим существом. Неким символом, вмещающим в себя всю Вселенную. Ребенок, рожденный этим существом, в свою очередь становится для мужчины тоже непостижимым, магическим и
устрашающим. Мужчина, держа на руках первенца, теряет чувство реальности и диссоциирует:
- Он – ребенок на руках собственного отца, который испытывает наряду с благоговением восхищением и желанием слиться с ним, ужас перед грозной фигурой непостижимого.
- Он – собственный отец-творец. Это порождает новый виток амбивалентных чувств, страхов и фантазий предыдущего периода родительства. Фантазийное соперничество с отцом, страх, вина, попытки защититься получают реальную точку приложения. Ребенок становится причиной и средством борьбы с образом отца за свою мужественность.
- Он – муж собственной матери, победивший своего отца. В силу инцестуозной тревоги и вины мужчина проецирует свою агрессию, адресованную собственному отцу, на социум. Продолжая грезить, мужчина может воспринимать собственного сына как переносную фигуру отца, проигрывая ситуацию Эдипа в модифицированном виде. В этом случае сын будет отвергаться.
Реализовывая свои эдипальные фантазии, мужчина ревностно опекает и контролирует в лице своей жены собственную мать.
Дочь воспринимается мужчиной как расщепленная фигура матери. Он наделяет ее либо ненавистными, либо идеальными чертами матери. С дочерью связаны фантазии о восстановлении диады. В этом случае жена исключается из объектных отношений.
- Он – реальный мужчина, который радуется плодами своего творения. Однако, ощущая реальность рождения собственного дитя, мужчина продолжает грезить. В его бессознательных фантазиях он совершил инцест; и мать ребенка - его собственная мать, образ которой он проецирует на жену и тещу.
В грезах мужчины рождение ребенка делает инцест очевидным для окружающих и прежде всего для удвоенной фигуры отца. Кастрационная тревога становится невыносимой. Защиту от нее мужчина ищет в группе собратьев и в регрессе на оральную фазу развития «Обмывание» им ребенка символически читается как ритуал, защищающий мужчину от гнева отца, а группа как союзническое братство сыновей, посягнувших на власть и жизнь главы рода. Мужчина может отрицать ситуацию, изолироваться и сексуализировать тревогу, меняя партнершу. (З.Фрейд «Тотем и табу»)
У женщин к инцестуозным грезам периода беременности добавляются страхи и фантазии, связанные с актом рождения. Женщина переживает процесс родов реально. Фантазии, связанные с родами не гаснут, а усиливаются и усложняются. Это приводит к психопатическим послеродовым состояниям.
Женщина, держа на руках первенца, погружается в фантазии и регрессирует на оральную стадию, оказываясь в шизоидно-параноидной позиции. Внутренний «плохой объект» стал реальным и усилил ее тревогу. Женщина защищается от этого реактивным образованием в виде гиперопеки. Свои оральные страхи она отыгрывает с младенцем (М.Кляйн). Проективная идентификация в это время становится основным способом существования.
В депрессивной позиции чувство вины вызывает фантазии об идеализированной диаде. Стремление к репарации приводит к грезе: «Я - моя мать, ребенок – это я сама». Идеальное отношение к ребенку – себе самой является попыткой восстановить материнский разрушенный объект. И ребенок и мать мыслятся идеальными: «Я – мать божества».
Расщепление на «хороший» и «плохой» объект порождает грезу о подмене ребенка и фобии об его утрате. Все окружение воспринимается крайне враждебным и преследующим. Отношение матери к ребенку имеет  также гендерную окраску и носит существенные различия относительно мальчика или девочки.
Мать сына в своих грезах обретает фаллос, которого лишила её собственная мать, либо фаллос отца. Бессознательно она очень рано своим отношением стимулирует гениталии сына. Сын выступает как вожделенная фигура отца-мужа. Образ матери-соперницы проецируется на весь социум.
Рождение дочери может оживить фантазию о кастрации. В отличие от сына, она не акцентирует свое внимание на гениталиях девочки, поскольку поддерживает свою собственную сексуальную жизнь, свою «вагинальную сексуальность», предназначенную отцу. Либо на дочь проецируются ненавистные чувства к матери, кастрирующей ее и стремящейся отобрать фаллос отца. Либо в своих фантазиях женщина пытается компенсировать ущербность дочери-себя перфекционизмом: «Моя дочь-я лучше всех».
Пока ребенок не достиг эдипального возраста, женщина находится в диадных грезах. Муж и остальное окружение воспринимаются как помеха.
И снова Эдип, только в квадрате (ребенку 3-6 лет).
По достижении ребенком эдипального возраста, инцестуозные чувства, фантазии и страхи каждого члена семьи становятся частью группового Эдипа. В разворачивающейся драме режиссером и ведущим актером выступает ребенок. Возрожденные эдипальные грезы родителей наслаиваются на эдипальные грезы ребенка. Родители вновь проживают свой Эдип, наблюдая его со стороны. Мать и отец идентифицируются с ребенком. Эти идентификации особенно сильны с ребенком своего пола.
Эго родителей в этот период находится под двойным гнетом. С одной стороны усиленные идентификациями собственные интроекты Суперэго, с другой мощный наплыв инцестуозных желаний, страхов и фантазий Ид. В этой ситуации Эго перестает тестировать реальность и регрессирует на раннюю эдипальную стадию. Родители начинают отыгрывать свой Эдип. При этом в бессознательных фантазиях родителей ребенок одновременно выступает отщепленной частью себя и родителя своего пола. При рождении дочери возрождается и оживает отношение женщины к собственной матери, что приводит к триангуляции внутри нескольких поколений: быть маминым ребенком, и, как мама, самой иметь ребенка. Дочь, уже при самом своем появлении на свет, может реактивировать у женщины неосуществленные желания и сохраняющиеся страхи, возникшие в отношениях с матерью.
Женщина в дочери видит себя и свою собственную мать, в сыне своего отца-мужа. Мужчина в сыне собственного отца и себя; дочь бессознательно воспринимается собственными матерью и женой.
Во многих случаях в силу неразрешенности собственного эдипова комплекса родители не в состоянии осмелиться признать силу своих ответных чувств к ребенку, когда тот проходит эдипову фазу своего развития. И, видя в ребенке свой объект переноса, на который направлены вытесненные чувства эдиповой любви к одному из родителей, они невольно отыгрывают свои вытесненные желания в форме неподобающе соблазняющего поведения в отношении ребенка. Но затем, когда родители приближаются к осознанию таких желаний в самом себе, они обычно начинают вдруг реагировать на ребенка как на нелюбимого.
Только при достижении родителями внутренней уверенности в глубине и прочности своей любви к своим супругам, и, если они ощущают глубокую взаимосвязь с культурой, к которой они принадлежат, включая табу на инцест, только тогда они способны участвовать в глубоко чувствуемых, и минимально отыгрываемых, отношениях с ребенком и способствовать здоровому разрешению его и своего эдипова комплекса.
Рождение второго ребенка.
Рождение второго и последующих детей очередной раз «запускает» ситуацию Эдипа у родителей. К их предыдущим грезам добавляются грезы о сиблингах. Старшего ребенка отец и мать часто наделяют своими родительскими ролями. Более того, дети могут бессознательно восприниматься сиблингами, особенно в присутствии бабушек и дедушек. Такое многообразие эдипальных образов и ролей проводит к дезориентации Эго и его глубокому регрессу («Гамлет» Уильяма Шекспира наглядно и очень точно демонстрирует это, воспроизводя «групповое сумасшествие инцеста»).
Родители подростка.
Проживание детьми повторного Эдипа в подростковом возрасте снова погружает родителей в инцестуозные грезы, порождая новый виток эдипальных историй. В этих историях родители подростков перестают воспринимать их как собственных детей, бессознательно смещая на них образы своих родителей-соперников. Подобное смещение вызывает у отца и матери зависть, ревность и обиду, порождая агрессию. Основным содержанием грез этого периода становятся темы измены, предательства и убийства соперника. Ожившие базальные страхи и кастрационная тревога часто приводят к психосоматическим эпизодам.
Уход ребенка из семьи и создание им собственной пары усугубляет описанную ситуацию. В драматические переживания ядерной семьи включаются грезы о партнере ребенка и о его родителях, на которые  также проецируются амбивалентные образы первичных объектов.
Появление внуков или последняя попытка реконструкции собственного Эдипа.
В бессознательных фантазиях появление внуков расценивается как реванш – попытка переиграть собственный Эдип по желаемому сценарию. И мужчины и женщины в рождении внуков видят возможность стать идеальными родителями и воспитать идеального ребенка. В этой ситуации происходит сгущение, смещение и смешение детских и родительских ролей, а также родительско-детских отношений. Бабушки и дедушки теряются в обилии зеркал, отражающих их проекции. Они видят себя в качестве идеальных родителей, которые вобрали в себя черты их собственных идеализированных родителей и идеализированные образы самих себя. Во внуках они видят улучшенный вариант своих детей и себя.
На родных детей выбрасываются внутренние «плохие» объекты – неприемлемые и отщепленные качества как себя самих, так и собственных родителей. При этом родные дети часто могут исключаться из объектных отношений, в силу того, что они воспринимаются как преследующие объекты. Эти объекты в бессознательных фантазиях бабушек и дедушек постоянно посягают на их мнимые родительские права в отношении внуков, разрушают авторитет и представляют угрозу для существования, напоминая о неудачах собственного родительства.
Мужчина
При рождении внуков мужчина вновь регрессирует до собственного Эдипа. Здесь возникает многообразие ролевых смещений.
Внуки от сына
В образе внука от сына мужчина грезит себя и своего сына. Фигура собственного отца им расщепляется. Хорошие качества оставляются себе, плохие проецируются на своего сына. Начинается соперничество с сыном-отцом за внука-себя. В фантазиях мужчины невестка представляется и собственной матерью и женой. Реальная жена может выпадать из объектных отношений.
Во внучке мужчина видит собирательный образ матери-дочери-жены. На невестку накладываются эти же образы, усиливая фантазию о рождении ребенка от собственной матери и фантазии о борьбе за неё с собирательным образом отца-сына.
Внуки от дочери
Держа на руках внука от дочери, мужчина более чем счастлив. Сбылась его инцестуозная фантазия о рождении сына от матери. Внук грезится собственным сыном и улучшенной копией себя. Он исправляет «промах» рождения собственной дочери и уравнивает в бессознательных фантазиях потенции мужчины и собственного отца. Материнская фигура расщепляется и проецируется на жену и дочь. Зять грезится отцом-соперником.
Внучка оживляет фантазии, которые были у мужчины в период рождения собственной дочери.
Таким образом, при рождении внуков в грезах мужчины создается новая идеальная семья, в которой может не быть места реальным жене, сыну или зятю.
Женщина
Женщина при рождении внуков, как и мужчина, погружается в собственный Эдип. Женские фигуры – собственная дочь или невестка, а также матери супругов детей становятся носителями ненавистных и угрожающих черт своей матери. В их лице женщина постоянно соперничает с собственной матерью, стараясь отстранить её от внуков-детей. Внуки любого пола бессознательно воспринимаются как собственные дети. Возрождаются фантазии, возникшие в период рождения своих собственных детей.
Мужские фигуры – сын или зять, а также отцы супругов детей становятся в бессознательных грезах собирательным образом собственного отца.
Внуки от сына
Рождение детей у сына значительно усугубляет описанную ситуацию, оживляя фантазии об инцесте и усиливая иллюзии. В этих грезах сын выступает в роли мужа – отца. Погружаясь в регресс, женщина бессознательно стремится безраздельно владеть в лице внука собственным сыном- мужем- отцом.
Внуки от дочери
Дети дочери бессознательно фантазируются собственными детьми, и притязание на них непомерно возрастает. Женщина грезит себя идеальной матерью, переписывая в сознательных и бессознательных фантазиях, свой Эдип по собственному усмотрению. Однако в действительности ничего не меняется. Женщина в который раз лишь отыгрывает свои эдипальные ситуации и конфликты. Драматизм положения усиливают, во-первых, возросшее число «исполнителей» эдипальных ролей. Поскольку расщепленные части родительских фигур бессознательно помещаются на тиражированные пары родителей и детей.
Во-вторых, многочисленные осколки родительских фигур могут усилить регресс и, как следствие, дезориентацию Эго. Это приводит к тому, что женщина порой теряется в выборе исполнения семейных ролей.
На наш взгляд многократный возврат эдипальных ситуаций на всех описанных этапах родительства, как правило, в общем, способствует снижению кастрационной тревоги у мужчины. Рождение детей и внуков в большинстве случаев подтверждает убежденность мужчины в собственной потенции и творческой силе, т.е. в наличие фаллоса. Интермиттирующий Эдип у женщины может усилить комплекс неполноценности, оживляя фантазии о потере фаллоса персонифицированного в муже-сыне-отце и страхи о преследующей матери. Часто за этим следует соматизация тревоги и эдипальных страхов.
В заключении нашего доклада хотелось подчеркнуть следующее.
Смотрим ли мы на тему Эдипа как на миф, драму или комплекс, мы обнаруживаем, что Эдипов конфликт является продуктом целой семьи. Родители, боящиеся Эдипа, изгоняют его из семьи и калечат его. Воспитавшие родители оказываются суррогатными, и он бежит от них. Эдип пускается на поиски отца, которого он несознательно убивает. Он вызывает смерть доэдиповой фаллической матери, Сфинкса, и это открывает путь к инцесту с собственной матерью. Далее, в наказание следуют все трагические последствия.
Эдипов конфликт может лучше всего быть понятым в границах целой семьи. Копируя с новорожденного младенца активность, все члены семьи регрессируют. Семейный конфликт неоднократно проживается в каждой семье, неизбежно порождаясь самой структурой семьи.
Каждый раз, когда мужчина и женщина проходит по этапам создания семьи, рождения детей и появления внуков, в каждом отдельном случае оживление эдиповой ситуации приводит к ослаблению Эго и его регрессу. Это пробуждает к жизни вытесненные бессознательные фантазии, инцестуозные желания и кастрационные страхи эдипальной фазы. Такой интермиттирующий Эдип, охватывает вех членов семьи и отыгрывается ими в течение всей жизни.
Грезы родителей на каждом этапе родительства не только повторяют детские инцестуозные фантазии, но модифицируются, приобретают многообразие и вовлекают в свою сферу все большее число участников, создавая своеобразное «эдипальное дерево грез». Метафорически это можно сравнить с образом фрактальной матрешки, где внутренняя самая маленькая матрешка несет в себе образы детского Эдипа, который «обрастает» с каждой последующей матрешкой эдипальными грезами перечисленных этапов жизни.
Эдип как призма преломляет все жизненные ситуации, через которые проходит человек, окрашивая каждый в соответствующие цвета. И от способа преломления зависит наша способность видеть себя и окружающий мир.
                                                                                                         Иркутск, апрель 2010