Книги

Фредерик Перлз ОПЫТЫ психологии САМОПОЗНАНИЯ

-= 3 =-

То же, что по самой своей природе может
раскрываться только <личным> образом, может и предпо-
лагается существующим в нерабочие часы, но не является
материалом для науки, поскольку другие наблюдатели не
имеют возможности подтвердить его существования. В
более старой терминологии, доверия заслуживает лишь
то, что может быть указано во <внешнем> мире таким
образом, чтобы другие могли прийти, посмотреть и ска-
зать <да>; тому же, что у человека, как он говорит, <в уме>,
совершенно нельзя доверять.

Такое разделение общедоступного и личного за-
служивает всяческого одобрения, ибо общеизвестна тен-
денция лжесвидетельствования. Интересно, что клини-
цист в этом отношении до некоторой степени солида-
ризируется с экспериментатором. Он хотя и выслушивает
без конца то, что говорит пациент, но не склонен прини-
мать это за чистую монету. С его точки зрения пациент
совершенно неспособен рассказать, как обстоит дело, да-
же самому себе. Впрочем, своим собственным словам
доктор вполне доверяет, считая себя здоровым.

Экспериментатор не составляет исключения в своем
убеждении, что выставленное на всеобщее обозрение бо-
лее безопасно или, по меньшей мере, менее рискованно.
В любых обстоятельствах, где многое поставлено на карту
и где важно точно удостоверить факты, мы видим требо-
вание подписей, аттестаций, печатей и пр. - всего того,
чем занимаются нотариусы. Человек советует другу:
<Только ничего не подписывай>, - или, в противополож-
ном случае: <Заставь их написать это черным по белому>.
Если такое недоверие общепринято и даже считается

20

рациональным в повседневных отношениях, как может
быть не подвержен ему ученый?

Он добавляет к этому еще одну предосторожность:
исследователь должен публиковать свои данные, сопро-
вождая их точным описанием аппаратуры, последователь-
ности действий и т. д., так, чтобы компетентный коллега,
если он сомневается в его выводах, мог повторить иссле-
дование. Хотя это редко делается, и во многих случаях бы-
ло бы непрактичным, тем не менее это по меньшей мере
противостоит искушению <подогнать данные> ради более
удовлетворительных результатов. Сравните с этими сред-
ствами формального установления общезначимости не-
возможность воспроизвести условия <личных> высказы-
ваний и состояний ума человека!

Ограничение исследований исключительно восп-
роизводимыми ситуациями невозможно с точки зрения
психологии как области разнообразия оттенков лично-
стей. Ответ экспериментатора будет состоять в том, что
наука никогда не может заниматься единичным и уни-
кальным. Она, напротив того, стремится определить ус-
ловия, в которых данное событие может быть удовлет-
ворительно предсказано. Если это удается сделать с доста-
точной степенью подробности, предсказание превращает-
ся в управление, так что событие можно повторить по же-
ланию. Слишком сложные события могут не поддаваться
прямому контролю, не выходя за стадию более или менее
точных предсказаний.

Заметим мимоходом, что если объектом исследования
являются люди, то предсказание или контроль их пове-
дения (в смысле экспериментальной науки) должен на-
ходиться в руках кого-то, кто выступает как режиссер в
театре их действий. Ничего не изменится, если считать
этого режиссера частью самого человека, кроме изме-
нения локуса управления; это лишь особый случай того
же общего отношения.

Экспериментаторы, жаждущие широчайшего практи-
ческого применения своих открытий, утверждают, что мы
стоим на пороге эры <человеческой инженерии>. Подоб-
ное применение уже организовано в таких сферах, как
пропаганда, информация, реклама, служба найма и т. п. К
сожалению, - утверждают экспериментаторы, - это при-
менение не всегда соответствует <общественным интере-
сам>; однако, - добавляют они, - когда предлагается но-
вое средство, его дурное употребление не следует ставить

21

в вину тем, кто его изготовил. Возникает проблема расп-
ространения <человеческой инженерии> до возможности
управления мотивами тех, кто ее использует. Это подра-
зумевает иерархию управляющих, так что в конце концов
многое зависит от верховного <человеческого инженера>.

Что касается индивида, то ему рекомендуется быть до
некоторой степени своим собственным <инженером>.
Манипулируя ситуациями, в которых, как выясняется, он
может (или не может) проявить (или не проявить) опре-
деленные желательные (или нежелательные) реакции, он
может научиться <запускать> их или, наоборот, удер-
живать внутри себя. Что такие средства <самоконтроля>
вполне возможны, хорошо показывает пример человека,
<овладевшего собой>, о котором мы будем говорить поз-
же. Обратная сторона медали заключается в том, что этот
<человеческий инженер> в личности неизбежно оказыва-
ется одной ее частью, принимающей на себя ответствен-
ность за целое, причем действовать она будет, исходя из
своих представлений о собственных интересах, а эти пос-
ледние, по самой природе такой ситуации, будут, как мы
постараемся показать дальше, произвольно установлен-
ными и несогласующимися с интересами человека и чело-
вечества в целом.

Идеи <человеческой инженерии> напоминают <Сме-
лый Новый Мир> О. Хаксли. Нелишне напомнить, что
при всех достоинствах утопической технологии, в этом
мире сочли полезным в качестве меры предосторожности
изъять из употребления книги Шекспира и других подоб-
ных <реликтов>, чтобы с таким трудом созданное
социальное равновесие не подвергалось новому риску.

Теперь рассмотрим ситуацию более внимательно с
точки зрения клинициста. Мы уже отметили, что он занят
преимущественно терапией. Мы не будем обращаться к
истории психологического лечения (искусства столь же
древнего, как сама цивилизация, с его методами, столь же
разнообразными, как человеческая изобретательность и
глупость). Мы будем говорить только о современной, вы-
сокоразвитой форме психотерапии, где врач и пациент
регулярно встречаются друг с другом. Именно эту ситу-

Русскому читателю может быть знаком роман Р. Бредбери <451'
по Фаренгейту>, написанный в те же годы.

ацию мы имели в виду, говоря о <клиницистском подхо-
де>, хотя сам термин, конечно, гораздо шире.

С <разговорной терапией> (interview therapy) связыва-
ют, прежде всего, имя Зигмунда Фрейда. Психоанализ со
времен Фрейда изменился, расширился, включил в себя
разнообразные техники, выходящие далеко за пределы то-
го, что было известно в его ранние годы. Ортодоксальные
последователи Фрейда может быть хотели бы ограничить
употребление термина <психоанализ> своей собственной
практикой, назвав различные ответвления и инновации
другими Словами; но в неразберихе обыденного словоу-
потребления контроль над ним совершенно невозможен.
С другой стороны, группы, полагающие, что они распола-
гают методами, далеко ушедшими от того, что Фрейд на-
зывал <психоанализом>, считают этот термин совершенно
устаревшим, но находятся не в лучшем положении, пото-
му что публика привыкла пользоваться сокращением
<анализ> для обозначения всей этой сферы, и такое сло-
воупотребление вряд ли скоро исчезнет.

<Клиницистский подход> рассматривается многими
как противоположность <экспериментальному>. Предпо-
лагается, что ему недостает строгости и возможности
количественной оценки результатов. Он погряз в <субъ-
ективных> находках и упорствует в своих заблуждениях.
Его не беспокоит невоспроизводимость его данных. Он
непринужденно создает новые словечки, не заботясь об
операциональном употреблении терминов. Короче, хотя
немногие сейчас присоединятся к утверждению, что
психоанализ - это просто грандиозная мистификация,
но с разных сторон раздается вопрос: <Наука ли это?>

Ответ, конечно, зависит от того, как определить <на-
уку>. Если ограничить использование термина исследо-
ваниями, выполненными со всей лабораторной строго-
стью, - тогда, разумеется, клиническая практика не бу-
дет наукой. Но при этом <наукой> перестанут быть и
многие другие области исследования, в особенности
социальные <науки>. Это не изменит того, что в них
происходит, однако лишит их доли престижа.

Именно престиж, связанный со словом <наука>, вы-
зывает этот скучный спор. Принято верить тому, что <на-
учно установлено> и сомневаться в том, что <ненаучно>.
Даже домашние врачи, в течение многих поколений
практиковавшие <искусство медицины>, теперь старают-

22

ся, не отставая от времени, быть представителями <меди-
цинской науки>.

Психоанализ мог бы занять лучшее положение в сов-
ременном семействе наук, если бы использовал ветвь <че-
ловеческой инженерии>, связанную с рекламой и инфор-
мацией. Ему не пришлось бы с такой язвительностью
защищаться от нападок, и, называя вещи своими име-
нами, он мог бы делать это с большим достоинством и
изяществом. И утверждения, что только человек, под-
вергшийся сам психоанализу, может судить о его методе
или теории, могло бы вызвать меньше нападок.

Может быть нам удастся прояснить кое-что в этом
споре, если не разрешить его. Мелочную критику, выра-
жающую озлобленность и повторяющую известные
сплетни, мы не будем принимать во внимание. Нас инте-
ресует серьезная критика информированных ученых,
оценивающих психоанализ как логическую систему, обла-
дающую определенными недостатками. Прежде всего мы
должны спросить, на основе какого рода контакта с ним
они выносят свои суждения? Ответ состоит в том, что го-
воря о <психоанализе> они имеют в виду словесные
описания, прежде всего - работы Фрейда.

Между тем, когда этот же термин употребляют люди,
практикующие психоанализ или прошедшие его в качест-
ве пациентов, они говорят не о том, что написано про
психоанализ, а о том, что в течение долгого времени было
их образом жизни, изменившим их организм как целое.
Все их процессы восприятия и действия в той или иной
степени подверглись трансформации. Соответственно
этому, то, что они говорят, опирается не на вербальные
источники.

Это ничем не отличается от поведения специалиста в
любой другой области. Возьмем экспериментатора, чита-
ющего отчет своего коллеги. Он легко понимает схемы
аппаратуры, которые могли бы поставить в тупик но-
вичка. Он имел дело с подобным материалом, его обу-
чение позволяет ему понять необходимость и смысл всех
сложностей и ухищрений, ему понятны процедуры, осу-
ществленные автором отчета, его результаты и логика его
заключений. Если на его опытный взгляд все в порядке,
экспериментатор принимает к сведению результаты рабо-
ты коллеги и при случае может использовать их как плац-
дарм для дальнейших собственных исследований.
Но предположим, что, к неудовольствию ученого, вы-

24

воды коллеги подвергают сомнению его любимую теорию.
Что он будет делать? Он может пуститься в словесную
критику, придираясь ко всему, к чему удастся. Или он мо-
жет, - и если он хороший экспериментатор, то так и сде-
лает, - оставить словесные споры и отправиться в лабо-
раторию, чтобы проверить задевшее его исследование.
Поток слов, направленный против слов соперника, не
решает дела, потому что в основе лежат невербальные
операции, от которых зависит правильность или не-
правильность словесных утверждений.

С другой стороны, в той степени, в какой психоа-
налитики отказывались обсуждать критику со стороны,
они эффектным приемом отвергали и серьезные доводы
наряду с прочим. Однако развитие клинической практики
показало, что многие противоречия сейчас можно считать
оставшимися в прошлом.

Мы можем вернуться теперь к нашей теме - предпо-
лагаемому противоречию между <экспериментальным> и
<клиницистским> подходами. Оставим в стороне их исто-
ки - ньютоновскую физику и искусство врачевания - и
рассмотрим, как протекает в обоих случаях реальная дея-
тельность.

Слово <эксперимент> происходит от латинского
- пробовать. Согласно словарному определе-
нию, <эксперимент - это испытание или специальное
наблюдение с целью подтвердить или отвергнуть некое
подвергаемое сомнению утверждение; в особенности - в
условиях, определяемых экспериментатором; действие
или операция, предпринятые с целью открыть неизвест-
ный принцип или эффект, или с целью проверить, уста-
новить, проиллюстрировать некоторую предполагаемую
или известную истину; практическая проверка; доказа-
тельство>.

В соответствии с этим определением <разговорная те-
рапия> - экспериментальна. Примем во внимание значи-
тельный объем контролируемых <переменных>, допускае-
мый намеренно упрощенной организацией терапевтичес-
кой ситуации в сравнении со сложностью повседневной
жизни. Врач и пациент находятся в атмосфере, свободной
от отвлекающих моментов. Обычное течение времени
прерывается и, в пределах длительности сессии, время
открыто для всего, что может произойти. На это время
<общество> сводится к двум участникам разговора. Это
подлинное общество, но на этот час пациент получает

25

передышку от обычного социального давления, его не
ждут наказания за <неправильное поведение>. По мере
развертывания терапевтического эксперимента пациент
все более смеет быть собой. Он позволяет себе выразить
вслух то, что он раньше едва мог подумать, и подумать то,
в чем раньше не мог сознаться даже самому себе. Будучи
текучими и изменчивыми, меняясь от часа к часу и от
одной стадии процесса к другой, эти феномены не явля-
ются тем не менее ни случайными, ни воображаемыми.
Они предсказуемы, если ситуация умело организована и
сессия правильно проводится.

Кроме этих общих соображений можно сказать, что
терапевтическое интервью является экспериментальным
<минута за минутой>, в смысле <попробуем и посмотрим,
что получится>. Пациент постигает опыт самого себя.
Английское, слово (опыт) происходит от того
же латинского слова experiri, Пробовать, что и слово <экс-
перимент>. Словарное значение слова <опыт> точно соот-
ветствует тому, что мы здесь имеем в виду: <актуальное
проживание события или ряда событий>.

Терапевт в нашем представлении подобен тому, что
химик назвал бы катализатором - ингредиентом, кото-
рый ускоряет реакцию, может быть вообще не имевшую
бы места в его отсутствии. Он не определяет форму
реакции, которая зависит от внутренних свойств веществ,
в ней участвующих, и он не входит составной частью в ее
продукты. Он запускает процесс, а многие процессы, раз
начавшись, в дальнейшем сами поддерживают свое осу-
ществление (аутокаталитические процессы). Мы полага-
ем, что именно так это происходит в терапии. То, что врач
инициирует, пациент продолжает сам по себе. <Успехом>
можно считать не <излечение> в смысле законченного
продукта, а наделение человека средствами и возможно-
стями справляться с возникающими у него проблемами.
Человек обретает для своей работы пространство, не за-
громожденное  начатыми  и  незаконченными  воз-
действиями.

С этой точки зрения нет смысла обсуждать критерии
терапевтического прогресса. Дело не в улучшившейся
<социальной адаптации>, или совершенствовании <меж-
личностных отношений>, которых ищет взгляд сторонне-
го наблюдателя, желающего быть авторитетом. Речь идет
о том, чтобы пациент сам сознавал свою возросшую жиз-
ненную силу и более эффективное функционирование.

26

Хотя другие без сомнения заметят изменения, их бла-
гоприятное мнение о происходящем не является
критерием терапевтического успеха.

Такая терапия гибка и сама является жизненным
приключением. Задача психотерапевта не в том, - как
часто ошибочно думают, - чтобы <выяснить>, что не так
у пациента, а потом <сказать ему>. Люди <говорили ему>
всю его жизнь, и в той степени, в какой он принимал то,
что они говорили, он сам <говорил себе>. И даже если это
будет исходить от авторитетного врача, это не поможет
изменить дело. Важно не то, чтобы терапевт узнал нечто
о пациенте и потом рассказал ему это; важно, чтобы те-
рапевт научил самого пациента узнавать те или иные
вещи о самом себе. Это подразумевает его непосредствен-
ное сознавание того, как же он действительно функ-
ционирует как живой организм, и приходит на основе
многократного опыта, по самой сущности невербального.

Возможность этого бесспорно показана в последние
годы различными направлениями в развитии клиничес-
кой практики. Это работа не одного человека и не одной
группы людей, и развитие это далеко еще не достигло вы-
сшей точки.

Однако, поскольку терапия, требующая общения па-
циента с терапевтом, дорога и требует много времени, она
ограничивается теми немногими, кто может позволить ее
себе в качестве роскоши, или кто оказывается вынужден-
ным к ней необходимостью, то есть совершенными <не-
вротиками>. Но как обстоит дело со значительной частью
населения, с людьми, которых нельзя назвать <больными>
по обычным медицинским меркам, которые, может быть,
способны выполнять свою работу, не представляют не-
посредственной опасности для себя или окружающих, но
живут явно ниже нормы в отношении своего благопо-
лучия и удовлетворения от жизни?

Возникает вопрос, нельзя ли, ради более широкого
распространения психотерапии и тех возможностей, кото-
рые она дает, свести вышеупомянутое миниатюрное
общество из двух человек - терапевта и пациента, - к
одному человеку, читателю напечатанных инструкций и
пояснений к ним. Мы попробовали проверить это год на-
зад, используя материал (который в предлагаемой вам
книге представлен в несколько более развернутой форме),
и мы получили положительный ответ.
Материал был предложен студентам последних курсов

27

психологических факультетов трех университетов.

« Предыдущая страница Страница 3 из 31 Следующая страница »
Поделиться:

« Назад