Саенко Евгения

Цель лечения, основанного на анализе характера, заключается в освобождении вегетативных энергий от их связи с психологическим "панцирем". Благодаря этому сначала усиливаются асоциальные потребности, несущие в себе жестокость и извращение, а с ними - возрастающий социальный страх и моральные препятствия. Если, однако, в то же время ослабевают детские привязанности к родительскому дому, к переживаниям, испытанным в раннем детстве, к воспринятым тогда антисексуальным заповедям, то к генитальной системе притекает все больше вегетативной энергии, иными словами, естественные половые потребности просыпаются к новой жизни, а может быть, и возникают впервые. Последовательное же устранение генитальных препятствий и страхов дает больному способность к совершенному - вплоть до оргазма - удовлетворению, к обретению подходящего партнера. В этом случае наблюдаются, как правило, значительные и во многих случаях ошеломляющие изменения общего поведения больного. Важнейшими среди этих изменений являются следующие: 
- если прежде все поведение и мышление больного находилось под более или менее острым и тормозящим влиянием бессознательных, иррациональных мотивов, то теперь все более расширяется его возможность реагировать не в соответствии с несознательными, иррациональными мотивами, а согласно причинам, порождаемым действительностью. Например, в ходе этого процесса утрачиваются сами, без "воспитания" больного, склонность к мистицизму, религиозность, несамостоятельность, суеверия и т.д. 
- если прежде больной был жестко изолирован, не имея контакта с самим собой и своим окружением или обладая только запасными функциями неестественного характера, то теперь он все более приобретает способность к непосредственному контакту как со своими инстинктами и потребностями, так и с миром. Следствием этого процесса является ясно видимое формирование непосредственного, естественного поведения вместо прежнего неестественного. 
У большинства больных мы наблюдаем, так сказать, двойную жизнь. Общаясь с внешним миром, они кажутся странными, но через болезненную форму можно с несомненностью почувствовать здоровую суть. Так называемая индивидуальная дифференциация людей является сегодня в значительной степени выражением гипертрофированных невротичсских форм поведения. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что по мере выздоровления эта индивидуальная дифереренциация в значительной степени устраняется, уступая место упрощению поведения в целом. Следствием же упрощения является растущее сходство характеров выздоравливающих, хотя эти люди и не теряют своего индивидуального своеобразия. Например, каждый больной весьма по-разному преодолевает нарушения в работе, которые он испытывает. Избавляясь от этих нарушений, он обретает доверие к функциям своего "Я", затем исчезают все черты характера, компенсирующие чувство собственной неполноценности. У всех людей, однако, схожим является чувство самосознания, основанное на достижениях в труде, который осуществляется подобно движению свободного потока. 
Все сказанное имеет силу и применительно к половой жизни. Тот, кто вытеснил из своего существа собственную сексуальность, развивает в себе различные формы моральной и эстетической самозащиты. Если же больные вновь обретают контакты со своими сексуальными потребностями, то невротические дифференциации исчезают. Отношение к естественной половой жизни становится более или менее одинаковым. Это относится, прежде всего, к признанию полового желания и утрате чувства сексуальной вины. 
Неразрешимый прежде конфликт между инстинктивным стремлением и препятствием, обусловленным моралью, вел к необходимости для больного регулировать все свои действия в соответствии с мерками и нормами, как бы витающими над ним или по ту сторону его личности. Все, что он думал и делал, измерялось моральной меркой, которую он сам создавал для себя, одновременно протестуя против этого. Если в процессе изменения структуры характера больной признает не только необходимость, но и непременность генитального удовлетворения инстинктов, то будет сброшена смирительная рубашка, а вместе с этим произойдет и освобождение от накопленных застойных инстинктивных потребностей. Если прежде завышенный уровень моральных требований усиливал инстинкт или делал его асоциальным, а усиление инстинкта требовало введения еще более жестких моральных препятствий, то приведение способности к удовлетворению в соответствие с силой инстинкта содействует ликвидации морального регулирования в характере больного. Благодаря этому ликвидируется и необходимый прежде механизм сдерживания. 
Речь идет о том, что инстинкт, ставший асоциальным, лишается важнейшего заряда энергии. Теперь объем того, что нуждается в сдерживании, не так уж велик. А здоровый человек не нуждается более в морали, так как у него нет импульсов, для сдерживания которых были бы необходимы моральные препятствия. Сдерживание еще, возможно, оставшихся импульсов асоциального поведения будет делом нетрудным при условии удовлетворения основных половых потребностей. Об этом явствует поведение человека, обретшего оргастическую потенцию. Половое сношение за деньга становится невозможным. Имеющиеся фантазии на эротические темы, включающие представления об убийстве, теряют свою силу и значимость. Мысль о принуждении партнера к любви или об изнасиловании становится чуждой, да и само такое намерение воспринимается как нечто немыслимое. То же происходит и с импульсами, существовавшими прежде и толкавшими, например, к совращению детей. Анальные, эксгибиционистские и другие извращения, как правило, Полностью исчезают, а с ними - и социально обусловленные чувства страха и вины. Исчезает заинтересованность в кровосмесительной привязанности к родителям, братьям и сестрам, и вследствие этого в характере больных высвобождается энергия, которая ранее вытеснялась из него. Короче говоря, названные здесь процессы следует рассматривать как признаки саморегулирования душевного организма. 
Оказалось, что люди, обретшие способность к оргастическому удовлетворению, гораздо более способны к моногамным отношениям, нежели те, у которых нарушена нормальная способность к разрядке. Но их моногамная позиция вызвана не препятствиями, с которыми сталкиваются импульсы, побуждающие к полигамии, или сомнениями, обусловленными причинами морального порядка, а сексуально-экономическим принципом, побуждающим вновь и вновь испытывать живое, благодетельное наслаждение с одним и тем же партнером. Предпосылкой этого является полная сексуальная гармония с партнером. Различие между мужчиной и женщиной с этой точки зрения не поддавалось констатации посредством клинических исследований. Напротив, при отсутствии подходящего партнера - а это в современных господствующих условиях половой жизни имеет тенденцию к превращению в правило - способность к моногамии превращается в свою противоположность, в безостановочные поиски устраивающего партнера. Если такой партнер найден, то моногамная позиция восстанавливается сама собой и сохраняется до тех пор, пока сохраняются сексуальная гармония и удовлетворенность. Мысли о другом партнере и желания такого рода появляются лишь в очень слабой форме или не реализуются в силу интереса к постоянному партнеру. 
Однако старые отношения непоправимо рушатся, если они утратили свежесть, и новая связь обещает большее наслаждение. Это обстоятельство, которое не поддается изменению, оказывается в непреодолимом противоречии со всем сексуальным устройством современного общества, где материальные связи и необходимость считаться с детьми вступают в конфликт с сексуально-экономическим принципом. Таким образом, в условиях общественного строя, отрицающего половую жизнь, именно самые здоровые люди вынуждены испытывать тяжелейшие субъективные страдания. Иным является поведение людей, оргастические восприятия которых нарушены, а ведь именно они составляют большинство. Так как они испытывают меньшее наслаждение от полового акта, или им лучше удается в течение периодов различной длительности обходиться без партнера, или они становятся менее разборчивыми. Акт не особенно много значит для таких людей. Неразборчивость в сексуальных контактах является, таким образом, следствием сексуального нарушения. Человек, испытывающий такого рода нарушения, более способен покориться условиям брака. заключаемого на всю жизнь, но его верность основывается не на сексуальной удовлетворенности, а на моральных препятствиях. 
Если выздоровевшему пациенту удается найти подходящего партнера в половой жизни, то оказывается, что не только исчезают все невротические симптомы, но более того, такой человек теперь способен с удивительной, прежде неведомой ему легкостью упорядочивать свою жизнь, решать конфликты так, чтобы это не порождало неврозы. В нем формируется как бы автоматическая уверенность в регулировании своих импульсов и социальных отношений. При этом недавний больной полностью следует принципу наслаждения жизнью. Упрощение отношения к жизни - неважно, идет ли речь о структуре, мышлении или об эмоциях - устраняет из его бытия многочисленные источники конфликтов. Одновременно он приобретает критическое отношение к существующему моральному порядку. Принцип морального регулирования душевной жизни противостоит, следовательно, сексуально-экономическому саморегулированию. 
В современном обществе, пришедшем в упадок, если говорить о состоянии сексуальных проблем, и отказывающем в какой бы то ни было помощи для их решения, проведение оздоровительной работы, о которой шла речь выше, часто наталкивается на труднопреодолимые препятствия, прежде всего заключающиеся в том, что сексуально здоровые люди, которые могли бы быть партнерами выздоровевших, редки. Кроме того, дают себя знать общие рамки сексуальной морали. Можно было бы сказать, что человек, здоровый в сексуальном отношении, неизбежно превращается из бессознательного лицемера в сознательного по отношению к социальным институтам и социальным условиям, препятствующим развитию его здоровой, естественной сексуальности. Другие развивают в себе способность так изменять свое окружение, что препятствия, возникающие вследствие современного социального устройства, уменьшаются или полностью исчезают. 
Мне приходится здесь ограничиваться самым кратким изложением проблемы, почему я и отсылаю всех, кого она интересует, к работам, весьма обстоятельно раскрывающим ее, - "Функция оргазма" и "Анализ характера". Клинический опыт позволяет сделать выводы принципиального характера применительно к общественной ситуации. Поначалу широкие перспективы, которые открывались благодаря этим выводам, например для предотвращения неврозов, борьбы против мистицизма и суеверий, для решения старой проблемы мнимого антагонизма между природой и культурой, влечением и моралью, лишь ошеломляли и сбивали с толку. Но после многолетней проверки этих выводов на этнологическом и социологическом материале сформировалось твердое убеждение в правильности заключений, в основе которых лежит переструктурирование с морального принципа регулирования на сексуально-экономический Они были повсеместно подтверждены. Если бы теперь социальному движению удалось изменить общественные отношения таким образом, чтобы место современного отрицания сексуальности заняло бы ее всеобщее признание (со всеми экономическими предпосылками такого признания), применение принципа перевоспитания к массе людей могло бы стать действительностью. 
Природа и культура, индивидуум и общество, сексуальное и социальное не противоречили бы более друг другу. Сказанное не следует, конечно, понимать как возможность лечить всех членов общества, а ведь основная идея сексуальной экономики зачастую неправильно понималась именно таким образом. Опыт индивидуального переструктурирования служит нам лишь для формирования общих принципов перевоспитания ребенка и подростка. 
Терапевтический же опыт и теоретические результаты, ставшие возможными благодаря введению в психотерапию учения об оргазме, довольно существенно противоречили и противоречат всем воззрениям, сформировавшимся в соответствующих сферах науки. Представление об абсолютном противоречии сексуальности и культуры господствует в сферах морали, философии, культуры, науки, психологии и психотерапии как неприкосновенная догма. Самое значительное место занимает здесь, несомненно, фрейдовский психоанализ, приверженцы которого, несмотря на первоначально сделанные ими клинические и естественнонаучные открытия, упорно настаивают на существовании абсолютного антагонизма, о котором шла речь. Поэтому необходимо изложить противоречия, вызвавшие "заболевание" психоаналитической теории культуры и метафизическое вырождение научной работы, основанной на ней. Такое изложение вполне способно привести в смущение. 
2. Противоречие теории культуры Фрейда
Вытеснение сексуальности и отказ от влечения
Серьезная дискуссия о социологических последствиях психоанализа требует сначала четкого ответа на вопросы: 
1. Являются ли психоаналитическая социология и соответствующее мировоззрение, открывающиеся нам в поздних работах Фрейда и принявшие вид "сгустков" гротескных результатов в работах его как бывших, так и все еще признанных учеников (например, Рохайма, Пфистера, Мюллер-Брауншвайга, Кольнаи, Лафоржа и др.) прямым логическим следствием аналитической психологии? 
2. А не возникли ли эти социология и мировоззрение как следствие в результате разрыва с аналитическими принципами клинической деятельности, спорного толкования или неполного понимания результатов клинических исследований? 
Если бы удалось доказать наличие такого скачка или разрыва в самой клинической теории и если можно было бы затем показать отношение, существующее между отклоняющимися воззрениями клиницистов и основными представлениями социологов, то был бы найден важнейший источник ошибок, характерных для аналитической социологии. (Другим источником ошибок является отождествление индивидуума и общества). 
В своей теории культуры Фрейд представлял точку зрения, согласно которой культура обязана своим возникновением подавлению влечения или отказу от него. Ученый пытается иллюстрировать эту позицию на примере открытия огня. Основная его мысль заключается в том, что культурные достижения являются результатами проявления сублимированной сексуальной энергии, из чего следует, что подавление или вытеснение сексуального влечения является необходимым фактором формирования любой культуры. Можно бы было на историческом материале доказать, что данный взгляд неверен, так как существуют и более высокие культуры без подавления сексуальности, напротив, с полной свободой половой жизни.[1] 
Правильно в этой теории лишь то, что подавление сексуальности создает в массовой психологии основу определенного типа культуры, а именно: патриархальной культуры во всех ее формах, но оно не является основой культуры как таковой и ее формирования в целом. Как же Фрейд пришел к взгляду, изложенному выше? Конечно, это произошло не благодаря сознательно занятой политической и мировоззренческой позиции. Наоборот, ранние работы (вроде статьи "О культурной половой морали") указывают как раз на критику культуры с позиций сексуальной революции. Фрейд не пошел дальше по этому пути, более того, он восстал против такого рода попыток. И именно предпринятые мною попытки развить концепции сексуальной политики и критики культуры стали поводом к первым серьезным разногласиям во мнениях с фрейдистами. 
Анализируя психические механизмы и содержание бессознательной душевной жизни, Фрейд считал, что бессознательное наполнено асоциальными и антисоциальными инстинктивными побуждениями. Это открытие может подтвердить каждый, кто воспользуется соответствующим аналитическим методом, В характере любого мужчины центральное место занимают фантазии, связанные с намерением убить отца и стать вместо него господином матери. Импульсы жестокости, заторможенные более или менее осознанным чувством вины, встречаются повсюду. Жестокие фантазии мужчины, представляющего себе, как он в момент полового сношения ранит женщину, пронзая ее тело, или закалывает ее, вызывают, если они заторможены страхом и чувством вины. различные виды импотенции или служат обоснованием убийства на почве полового извращения. если нарушены механизмы торможения. Как показывает анализ, значительное число мужчин, входящих в наши культурные круги, независимо от классовой принадлежности, реализуют свои неосознанные стремления, поедая собственные или чужие экскременты. У большинства женщин констатируются настойчивые намерения кастрировать мужчин и присвоить половой член или в какой-либо другой форме, например путем заглатывания, "овладеть" им. Препятствовать этим импульсам означает порождать не только социальное приспособление, но и целый ряд душевных нарушений, если намерение неосознанно фиксируется (например, истерическая рвота, которую хирурги пытаются устранить операциями желудка). Открытие, сделанное психоаналитиками и заключающееся в том, что слишком большая нежность матери к своему ребенку или женщины к своему супругу находится в прямой зависимости от силы бессознательных фантазий на тему убийства, было для поборников "святой материнской любви" и "брачного сообщества" далеко не отрадным. Подобные факты можно было бы перечислять сколь угодно долго, но лучше прервать этот перечень, чтобы вернуться к нашей теме. Бессознательные стремления или их вытесняемые компоненты оказываются по своему содержанию большей частью пережитками детского отношения к ближайшему окружению - родителям, братьям и сестрам и т.д. Ребенку надо было преодолеть эти импульсы, чтобы стать способным к выживанию и овладению ценностями культуры. Большинство людей, однако, уже в раннем возрасте оплачивают такое преодоление более или менее тяжелым неврозом, то есть значительным нарушением трудоспособности и потенции. 
Признание асоциальной природы подсознательного и необходимости отказа от влечения ради приспособления к общественному бытию порождает, однако, возникновение Двух противоречащих друг другу тенденций. С одной стороны, ребенок должен вытеснять свои инстинкты, чтобы быть в состоянии приобщаться к ценностям культуры. С другой стороны, он большей частью оплачивает преодоление влечения неврозом, который, в свою очередь, вредно воздействует на его способность усваивать ценности культуры, делает приспособление к общественным нормам раньше или позже совершенно невозможным, а самого ребенка - снова асоциальным. Чтобы, тем не менее, приспособить индивида к условиям его бытия, необходимо ликвидировать механизмы вытеснения и высвободить инстинкты. Это предпосылка выздоровления, хотя еще не само излечение, как свидетельствуют первые терапевтические формулировки Фрейда. Но что же должно прийти на место вытеснения инстинктов? Это не могут быть инстинкты, освобожденные от вытеснения, ведь такая ситуация означала бы снова потерю жизнеспособности. 
В различной психоаналитической литературе мы находим утверждение (заметим, кстати, что оно уже стало частью мировоззренческой практики) о том, что открытие и освобождение подсознательного, то есть согласие с его существованием, ни в коем случае не означает одобрения соответствующего действия. Как применительно к жизни, так и применительно к ситуации, создаваемой в процессе аналитического лечения, аналитик формулирует принцип: "Вы можете и должны говорить что хотите, но это не значит, что вы можете делать что хотите". Но перед аналитиками, сознающими свою ответственность, как прежде, так и теперь во всей своей значимости стоит вопрос о том, что же должно произойти с вытесненными, а теперь - освобожденными инстинктами. Ближайший выход из положения формулировался следующим образом: сублимировать и осуждать. Но так как способными к сублимации в той степени, которой требовало лечение, оказались лишь очень немногие пациенты, в свои права вновь вступало требование об отказе от влечений с помощью осуждения. Следовательно, место вытеснения должно занять осуждение. В оправдание этой позиции приводится такое соображение: инстинкты, которые в свое время - в детстве - противостояли слабому, неразвитому "Я", способному только вытеснять, наталкиваются теперь на взрослое, сильное "Я", способное защищаться с помощью осуждения. Хотя эта терапевтическая формула и противоречит в основном клиническому опыту, она с давних пор была и остается доныне ведущей в психоанализе. 
Эта точка зрения является господствующей и в аналитической педагогике. Анна Фрейд представляет ее, например, отвечая на вопрос о том, что может делать ребенок с вытеснявшимися, а теперь освобожденными инстинктами. Наряду с сублимацией названо и осуждение, то есть место вытеснения занимает, с позволения сказать, "добровольный отказ от инстинкта". 
Так как в соответствии с этой точкой зрения в результате "отказа от инстинкта", а не с помощью вытеснения у индивида появляется способность усваивать ценности культуры, а тем самым он становится и культуртрегером, то с учетом другого основного положения, согласно которому общество ведет себя так же, как индивид, и поддается такому же анализу, из сказанного следует, что предпосылкой существования общественной культуры является отказ от инстинкта, и культура зиждется на этом отказе. 
Вся конструкция представляется безупречной. Радует согласие с ней подавляющего большинства не только психоаналитиков, но и приверженцев абстрактного понятия культуры, то есть самых влиятельных представителей буржуазного мира. Ведь только с помощью охарактеризованной выше замены вытеснения отказом от инстинкта и осуждением кажется возможным обуздать тот грозный призрак, который породил большое смятение умов, когда Фрейд впервые заявил о своих открытиях. Результаты его исследований тогда недвусмысленно свидетельствовали, что вытеснение сексуальности не только порождает болезни, но и делает человека неработоспособным и неспособным к усвоению ценностей культуры. Мир неистовствовал перед лицом гибели, грозившей нравственности и этике, упрекал Фрейда в том, что он, желая того или нет, проповедовал "всевластие страстей", угрожал культуре и т.д. Мнимая враждебность Фрейда морали была одним из самых сильных средств борьбы, использовавшихся против него его прежними противниками. Призрак отступил лишь с выдвижением теории осуждения. Первоначальные заверения Фрейда в том, что он является сторонником "культуры", что его открытия не угрожают ей и т.д., не произвели большого впечатления. Доказательством этому служат постоянно повторяемые угверждения о фрейдовском "пансексуализме''. Враждебность уступила место частичному признанию: ведь если только влечения не испытывались на деле, то, "с точки зрения культуры", было безразлично, играл ли роль сторожевого пса, не допускавшего появления теней преисподней на земле, механизм осуждения или вытеснения. Кроме того, можно было даже записать на свой счет как несомненный успех переход от неосознанного вытеснения зла к добровольному отказу от удовлетворения влечения. Так как подлинная этика любого создания заключается не в асексуальности, а как раз в способности противостоять сексуальным соблазнам, то смогло воцариться всеобщее согласие и подвергавшийся остракизму психоанализ оказался способным превратиться в составную часть культуры - к сожалению, в результате "отказа от инстинкта", то есть в результате отказа от учения об инстинкте. 
Я сожалею, что мне приходится разрушать иллюзии, которым предавались все участники только что описанного процесса. Во всех их схемах обнаруживается доказуемая ошибка, свидетельствующая о ложности этих построений. Речь идет не о ложности исходных психоаналитических посылок, на которых основываются названные выводы. Напротив, они абсолютно верны и лишь отчасти неполны, отчасти же формулировки абстрактны и поэтому скрывают действительные выводы. 
Удовлетворение влечения и отказ от него
Немецкие психоаналитики, пытавшиеся осуществить унификацию психоанализа - будь то из-за буржуазности собственной натуры, будь то под большим давлением политической ситуации в Германии, - приводили в оправдание своего поведения, не совместимого с наукой, как раз такие цитаты из работ Фрейда, в которых, как им казалось, можно было еще в догитлеровские времена усмотреть обоснование их стремлений к унификации. И действительно, в трудах Фрейда имеются формулировки, лишающие клинические открытия психоаналитиков свойственной им взрывчатой силы, их революционного по отношению к современной культуре воздействия. Это цитаты, выражающие во всей глубине противоречие между естествоиспытателем и буржуазным философом - исследователем культуры, свойственное личности Фрейда. Вот одна из таких характерных цитат: 
"Злое и оправдываемое только незнанием недоразумение - считать, что психоанализ ожидает излечения невротических расстройств в результате "свободного переживания" сексуальных ощущений. Напротив, осознание минувших сексуальных влечений, наступающее в ходе анализа, делает возможным господство над ними, которого нельзя было достичь с помощью одного только вытеснения события из сознания. Можно с гораздо большим основанием сказать, что анализ освобождает невротика от оков его сексуальности". 
Если семнадцатилетняя дочь некоего высокопоставленного национал-социалиста заболевает истерией, точнее говоря, истерическими припадками из-за вытесняемых желаний совершить с ним половой акт, то в ходе психоаналитического лечения эти желания поначалу признаются кровосмесительными и в качестве таковых осуждаются. Но что же происходит далее с сексуальной потребностью? Согласно формулировке, цитировавшейся выше, девушка "освобождается" от оков собственной сексуальности. С клинической же точки зрения, дело обстоит следующим образом: 
если с помощью анализа девушка отдалится от отца, то она освободится только от оков стремления к инцесту, а не от своей сексуальности в целом. В формулировке Фрейда упущено из вида как раз это важнейшее обстоятельство. Можно сказать, что научный спор о роли генитальности разгорелся как раз при такой постановке вопроса и образует важнейший элемент различий между сексуально-экономическим тезисом и психоаналитическим подходом, проникнутым конформизмом. Формулировка Фрейда постулирует, что девушка отказывается от всякой сексуальности. В такой форме психоанализ приемлем и для нацистских сановников, а с точки зрения Мюллер-Брауншвайга, он является инструментом для "выращивания героического человека". Но эта форма не имеет, однако, ничего общего с психоанализом, книга по которому Гитлер приказал сжечь. 
Подлинный психоанализ, не обращающий внимания на буржуазные предрассудки, однозначно констатирует, что девушка сможет выздороветь только в том случае, если она перенесет свои сексуальные желания с отца на друга и удовлетворит их с ним. Но как раз это и противоречит всей Нацистской идеологии и со всей неумолимостью ставит вопрос о сексуальном устройстве общества. Ведь для того, чтобы соответствовать требованиям сексуальной экономики, девушка должна быть свободна не только с точки зрения своей генитальной сексуальности. Ей нужны квартира, противозачаточные средства, друг, обладающий способностью к любви и потенцией, то есть человек, структура характера которого не отвергает сексуальность и не соответствует, следовательно, национал-социалистским представлениям. Нужны чуткие родители и атмосфера в обществе, включающая признание сексуальности. Причем чем меньшими денежными средствами она располагает, тем более все это необходимо, чтобы взломать общественные рамки, поставленные перед половой жизнью юношества. 
Вопрос о смене механизма вытеснения сексуальности механизмом отказа от влечения или механизмом осуждения, применяемым в психоаналитической работе, можно было бы легко решить, причем в соответствии с фрейдовской формулировкой, если бы осуждение инстинктивных потребностей и отказ от влечения не были бы связаны с экономикой инстинктивной жизни. Психический аппарат может осуществить отказ от влечения только при совершенно определенных сексуально-экономических условиях.