Саенко Евгения

Эпизодические яростные желания смерти родителей, словно подтверждаясь разлукой, вызывают огромное чувство вины и сильнейшее страдание. В Хэмпстедском военном детском доме Анна Фрейд видела, как это страдание примешивается к радости ребенка от встречи с родителями, когда такая встреча бывает возможна. Она поняла, что интенсивность страдания, связанного с разлукой, может серьезно повлиять на будущую адаптацию, и назвала возможные последствия разлуки для каждой фазы развития.

Во многих из своих наблюдений Анна Фрейд была проницательна и оказалась поразительно близка к современным исследованиям развития. Но, к сожалению, эти наблюдения привлекли в свое время мало внимания и были "похоронены в первом "Ежегодном сообщении Военного детского дома". А впоследствии она мало что сделала для их разработки и подтверждения; формулируя впоследствии теорию развития объектных отношений (1965), она не опиралась на свои ранние наблюдения, так что их богатство и тонкость пропали впустую. 

ДЖОН БОУЛБИ

Джон Боулби начал свою работу в Военном детском доме Анны Фрейд, в то же время испытав большое влияние идей Кляйн и еще большее – этологических исследований. Его акцент на привязанности младенца оказал плодотворное действие на исследования младенческого развития. (Критику см. в Handy, 1978; Brody, 1981). Теория Боулби стала особенно популярна среди возрастных психологов, изучавших поведение, обусловленное привязанностями (см. Ainsworth, 1962, 1964; Ainsworth et al, 1978), которые в недавние годы использовали его идеи при исследованиях навыков младенцев и интеллектуального развития (см. Papousek и Papousek, 1984). Он внес значительный вклад в теорию отношений матери и младенца (1958, 1960а, 1960b, 1969, 1973, 1980).

Боулби критиковал психоаналитическую теорию за то, что, в ней, как он полагал, на первый план выводится базовая потребность младенца в пище, а привязанность к матери рассматривается лишь как вторичная потребность. По его мнению, для младенца самое главное – ненарушенная привязанность к матери. Он считал, что предрасположенность к привязанности – биологически обусловленная врожденная инстинктивная система реакций, – столь же важный мотиватор поведения младенца, как и потребность в оральном удовлетворении, если не важнее. Фундаментальное утверждение Боулби состоит в том, что человеческий детеныш входит в жизнь, обладая пятью высокоорганизованными поведенческими системами: он способен сосать, плакать, улыбаться, цепляться, а также следовать или ориентироваться. Некоторые из этих систем действуют с рождения, другие созревают позже. Они активизируют систему материнского поведения у матери или того, кто заменяет ее, благодаря которой младенец получает обратную связь. Эта обратная связь инициирует у него определенное поведение, определяющее привязанность. Если инстинктивные реакции младенца пробуждены, а материнская фигура недоступна, результатом являются тревога разлуки, протестующее поведение, печаль и страдание.

По большей части аналитики были согласны с результатами наблюдений Боулби о способности младенцев к привязанности, однако его возражения против теории двойственных инстинктов, его концептуализация связи с матерью и утверждение, что младенец переживает горе и страдание так же, как взрослый, вызвали значительную критику. Шур (Schur, 1960; см. также A.Freud, 1960) утверждал, что первичные биологически обусловленные системы инстинктивных реакции следует отличать от либидных инстинктов в психоаналитической концепции, поскольку последние относятся к сфере психологических переживаний и психических репрезентаций (хотя Фрейд не всегда был последователен в этой трактовке – см. Strachey S.E., стр. 111-113). Спитц (Spitz, I960) добавляет, что хотя врожденные паттерны реагирования могут служить катализатором первых психологических процессов и лежать в основе либидных инстинктов и объектных отношений, одних лишь этих биологических и механических паттернов недостаточно. Врожденные реакции постепенно приобретают психологическое значение в ходе развития, которое включает развитие Эго и взаимодействие с окружающей средой. Спитц также оспаривал идеи Боулби о младенческих переживаниях горя, поскольку переживания горя и утраты требуют определенной степени перцептивной и эмоциональной зрелости, а также дифференциации себя и объекта, необходимых для удержания объектного отношения.

Дискуссия продолжается и по сей день. Боулби доработал свои взгляды в русле теории информации. Он рассматривает привязанность как опосредуемую структурированными поведенческими системами, активизируемыми определенными сигналами внутреннего или внешнего происхождения. Он утверждает, что привязанность невозможно объяснить накоплением психической энергии, впоследствии претерпевающей разрядку (1981). Он считает свою гипотезу альтернативой концепции либидо и не видит возможности ее интеграции в психоаналитическую теорию в ее современном виде. Это означает, что для Боулби психоанализ застыл в модели разрядки инстинктов. 

БРИТАНСКАЯ ШКОЛА

В то время как эго-психологи разрабатывали свои теории, в Великобритании начал развиваться альтернативный подход, связанный с инновационными идеями об объектных отношениях, – например, о том, что объектные отношения, а также Эго и до некоторой степени образ себя, существуют с самого рождения. "Британская школа" (не следует путать ее с "английской школой Мелани Кляйн и ее приверженцев) создала свою собственную традицию и концепции "я". Члены этой школы впоследствии составили значительную часть Независимой группы Британского психоаналитического общества, к которой, кроме них, относились кляйнианцы и "Б"-группа фрейдистских аналитиков (теперь их называют неофрейдистами). Выдающимися участниками Независимой группы были Балинт, Фейрбейрн, Гантрип, Винникотт (Сьютерленд, 1980; Кохон, 1986).

Наиболее теоретически последовательными в Британской школе анализа являлись Фейрбейрн (1954, 1963) и Гантрип (1961, 1969, 1975, 1978). Большую часть своей клинической работы они выполнили с группой взрослых пациентов, трудно поддающихся лечению, которым был поставлен диагноз "шизоиды". Акцентируя внимание на ранних объектных отношениях, эти аналитики, в отличие от кляинианцев и фрейдистов, пришли к выводу о том, что инстинкты не играют значительной роли в формировании психических структур. Они считали, что инстинктивная активность – это лишь один из вариантов структурной активности, в том числе структуры "я". Балинт (1959, 1968) подчеркивал важность доэдиповых диадных отношений, утверждая, что критические нарушения этих ранних отношений между матерью и младенцем приводят впоследствии к личностным особенностям и психопатологии.

Вероятно, из этой группы широкому кругу наиболее знаком Винникотт, – педиатр, взрослый и детский аналитик, а также плодовитый писатель. Он не внес систематического вклада в построение теории, однако сделал ряд комментариев с клинической стороны, оказавшихся исключительно полезными для понимания факторов раннего развития. Например, его хорошо известный афоризм (1952) "нет такой вещи, как младенец", говорит о том, что любые теоретические высказывания о младенце должны быть и высказываниями о его матери, поскольку, по его мнению, диадные отношения более важны, чем роль каждого из партнеров; тем самым подчеркивается, что привязанность младенца должна рассматриваться наряду с эмоциональным вкладом "достаточно хорошей матери". Его концепция "истинного Я" и "ложного Я" (1960) отразила его убежденность, что младенец с самого начала настроен на объект и что обычная старательная мать наверняка не оправдает его ожиданий. Ребенок, в конце концов, просто подчинится ее желаниям, пожертвовав потенциалом своего истинного "я". Винникотт полагал, что наилучшее развитие самооценки связано со способностью матери аффективно "зеркалить" (1967), если мать подавлена депрессией или почему – либо еще не может проявить по отношению к младенцу радость и удовольствие, его развитие может пострадать. Исследуя то, как младенец использует мать для достижения независимого функционирования, Винникотт (1953), ввел представление о транзиторных феноменах. Он увидел, например, что любимое одеяло, будучи ассоциировано с приятным взаимодействием с матерью, помогает успокоить младенца. Он предположил, что транзиторный объект является символом, помогающим установить связь "я и не-я" тогда, когда младенец осознает разлуку. Эта идея породила массу литературы о транзиторных феноменах, в основном некритичной (за исключением Brody 1980), в которой речь идет далеко не только о младенчестве и особое заметное место занимает тема творчества (например, см. Grolnick & Barkin, 1978). Идеи Винникотта были особенно благосклонно приняты американским психоанализом. Его акцент на динамике взаимодействий матери и младенца привел к осознанию функционирования аналитика в аналитической ситуации. Моделл (Modell, 1969, 1975, 1984), например, предлагает сместить фокус психоаналитического внимания с одной личности на двухличностную систему, что позволяет более отчетливо рассмотреть роль аналитика и его участие в аналитическом процессе. Моделл также применил идеи Винникотта и других аналитиков Британской школы к объяснению связи между младенческим опытом и более поздними эмоциональными расстройствами. Кохут (Коhut, 1971, 1977) и его коллеги также широко использовали идеи Винникотта, особенно его концепцию отзеркаливания, при описании динамик ранних отношений матери и младенца, которые, по их мнению, ведут к нарушению эмпатической взаимосвязи и психопатологии во взрослом возрасте. 

РЕНЕ СПИТЦ

Рене Спитц был пионером исследовательского наблюдения за младенцами, направленного на улучшение понимания ранних объектных отношений и того, как взаимодействие с другими влияет на происхождение и функционирование психических структур. Вскоре после Второй Мировой Войны Спитц, как мы упоминали в предыдущей главе, провел ряд наблюдений за младенцами в детских домах и приютах, где они получали от постоянно обслуживающего их лица достаточно физической заботы, но мало стимуляции и любви. Съемки Спитца (1947) эмоционально не питаемых, отстающих в развитии малышей, пустым взглядом смотрящих в камеру, драматически иллюстрируют разрушительные последствия лишения младенцев матери. Кроме нарушения объектных отношений, Спитц документально продемонстрировал у этих младенцев нарушения инстинктивной жизни, Эго, когнитивного и моторного развития и показал, что в экстремальных случаях лишение матери приводит к смерти ребенка (1946а, 1946b, 1962; Spitz and Wolf, 1949).

Спитц развил свои идеи с помощью лабораторных экспериментов (1952, 1957, 1963, 1965; Spitz and Cobiner, 1965), посвященных прежде всего роли аффекта и диалога. В контексте широко известной работы Харлоу с детенышами обезьян он ввел концепцию взаимности матери и младенца (1962). В упомянутом эксперименте обезьяньих детенышей вскармливали с помощью суррогатных матерей – проволочных каркасов с бутылочками внутри, некоторые из которых были покрыты махровой тканью (1960а, 1961b). Спитц пришел к выводу, что аффективная взаимность между матерью и младенцем стимулирует младенца и позволяет ему исследовать окружающий мир, способствуя развитию моторной активности, когнитивных процессов и мышления, интеграции и формированию навыков. Он понимал взаимность матери и младенца как сложный многозначный невербальный процесс, оказывающий влияние как на младенца, так и на мать, и включающий аффективный диалог, который является чем-то большим, чем привязанность младенца к матери и связь матери с младенцем.

Спитц также уделил особое внимание ранним стадиям развертывания объектных отношений и компонентам, необходимым для установления либидного объекта (младенец явно предпочитает мать всем остальным объектам). Он сформулировал три стадии формирования либидного объекта:

предобъектная или безобъектная стадия, предшествующая психологическим отношениям;

стадия предшественников объекта, начинающаяся с социальной улыбки в два или три месяца и связанная с началом психологических отношений;

стадия собственно либидного объекта.

Его особо интересовали факторы здорового развития Эго, заключенные в этих последовательных достижениях. 

РАБОТА ЭГО-ПСИХОЛОГОВ

Появление структурной теории Фрейда пробудило интерес к роли объекта в формировании психической структуры, и это привлекло внимание к изучению младенцев и маленьких детей. В историческом плане интересно отметить, что исследователи, работавшие три-четыре десятилетия назад, могли опираться лишь на хэмпстедские сообщения, на результаты проводившихся тогда работ и на реконструкции, созданные в ходе аналитической работы со взрослыми и детьми, – никаких других систематических данных по детям в аналитической схеме тогда не было. Тем не менее, такие концепции, как "средне ожидаемое окружение" Хартманна (Hartmann, 1939) и "достаточно хорошая мать" Винникотта (1949, 1960) отражают интерес к раннему развитию и осознание важной роли матери в развитии ребенка.

Хартманна особенно интересовало развитие Эго (1939, 1953, 1956). Он не был согласен с представлением Фрейда (1923а), что Эго – это часть Ид, модифицированная воздействием внешнего мира, и что центральное место в развитии Эго занимает конфликт с матерью. Он утверждал, что определенные функции Эго доступны с рождения, что они имеют "первичную самостоятельность", а не рождаются из конфликта, и что они принадлежат "свободной от конфликта зоне". Он также предположил, что изначально все психические структуры недифференцированны, поскольку Эго в том смысле, в каком оно проявляется позднее, вначале не наблюдается, так же, как и Ид. Поэтому вначале невозможно выделить функции, которые впоследствии будут служить Эго, и те, что будут отнесены к Ид.

Хартманн, в соответствии с метапсихологическими веяниями того времени, интересовался также прояснением концепции Эго (1950, 1952). Термин Фрейда "das Ich" (который Страхей перевел как "Эго"), в немецком языке имеет два значения: "воспринимаемое я" (то есть воспринимаемое чувство самого себя как отдельной личности с непрерывной идентичностью) и, особенно после введения структурной модели, – "гипотетическая психическая структура". Хартманн концептуально разграничил Эго как подсистему личности, или систему, определяемую своими функциями (1950, стр. 114), и Я как "собственно личность" – то есть целостную личность (стр. 127). Его попытки прояснить термин "Эго" привели к пересмотру концепции нарциссизма. Вместо представления Фрейда о либидном вкладе в Эго (Эго в том смысле, в котором оно понималось в то время, когда Фрейд выдвинул эту концепцию, но легко смешиваемое с Эго структурной теории), Хартманн предложил, в согласии со структурной теорией, рассматривать нарциссизм как либидный вклад в "я", точнее, в репрезентацию "я". Согласно Бреннеру, Хартманн внес это уточнение на встрече Нью-Йоркского психоаналитического общества довольно небрежно: разграничение Эго отнюдь не было его главной темой, – однако последующая дискуссия явно имела огромное влияние. Бреннер вспоминает, что "на Эдит Якобсон, присутствовавшую в аудитории, произвело очень большое впечатление выступление Хартманна, и между ними завязалась живая дискуссия... идея использовать термин "я", несомненно, привлекла ее... с тех пор он стал привычным психоаналитическим термином" (1987, стр. 551).

Якобсон приветствовала разделение Хартманном Эго как психической структуры, "я" как целостной личности, репрезентаций "я" и объекта. Она сочла эти концепции особенно полезными для понимания процессов интернализации в течение раннего психического развития и формирования определенных типов патологии раннего происхождения. Она предложила гипотезу о процессе развития образа себя, основанную на идее, что ранние репрезентации "я" и объекта ассоциируются с приятным и неприятным опытом, и, таким образом, репрезентации "плохого" и "хорошего" Я, "плохого" и "хорошего" объекта появляются раньше интегрированных репрезентаций. К сожалению, Якобсон была неточна в терминологии, используя взаимозаменяемые термины "ощущение себя", "чувство идентичности", "самосознавание" и "самоощущение" (1964, стр. 24-32), поскольку тогда еще не было потребности в дальнейшей дифференциации.

После того, как было введено понятие ощущения собственного "я", на передний план вышла тема формирования чувства идентичности у ребенка и его нарушений. Эриксон (Erikson, 1946, 1956) выдвинул гипотезу, что формирование идентичности происходит всю жизнь, являясь частью психосоциального, а не только психосексуального развития, что оно тесно связано с культурной средой и сложившейся ролью индивидуума в обществе. Для него чувство идентичности включает сознание "непрерывности синтезирующих механизмов Эго" (1956, стр. 23) и элементов, общих для определенной культурной группы. Гринэйкр предложила более точную формулировку, в которой подчеркивается, что чувство идентичности появляется в отношениях с другими людьми (1953а, 1958). По ее определению, сознание собственного "я" связано с возникновением отдельных психических репрезентаций "я" и объекта и появляется одновременно со способностью сравнивать эти репрезентации. Сознание собственного "я" связано со "стабильным ядром" идентичности.

Гринэйкр отличала данную способность от способности простого сравнения воспринимаемых образов, присутствующей в когнитивном функционировании с раннего младенчества. Она указала, что, несмотря на "стабильное ядро" идентичности, чувство идентичности всегда может измениться в зависимости от отношений индивидуума с окружающей средой.

Использование представлений о репрезентациях "я" и объекта в теории идентичности и нарциссизма открыло другим исследователям путь к прояснению аффективных аспектов "я", регуляции самооценки, роли Суперэго и связи всего этого с нарциссическими расстройствами (см., например, Reich, 1953, 1960). Сандлер (Sandier, 1960b) высказал идею, что на раннем этапе формирования репрезентаций "я" и объекта возникает активное восприятие объекта, служащее защитой от чрезмерного наплыва неорганизованных стимулов и потому сопровождающееся определенным чувством безопасности, которую Эго стремится сохранять. Будучи сформированы, образы себя и объекта составляют то, что Сандлер и Розенблатт (1962) называют "миром образов", который, согласно Ростейну (1981, 1988), может рассматриваться как подструктура Эго, играющая активную роль в психической жизни.

Хартманн, Якобсон и Сандлер единодушно рассматривали развитие и сохранение репрезентаций "я" и объекта как базовые функции Эго и Суперэго. Концептуальная разработка этих репрезентаций, однако, со временем легла в основу множества теорий, специально посвященных объектным отношениям, которые отделились от структурных концепций, вместо того, чтобы интегрироваться с ними (обзор и обсуждение см.