Книги

Скиннер Роберт "Семья и как в ней уцелеть"

-= 3 =-

        Робин. Дальше нам необходимы братья, сестры или друзья, чтобы играть и узнавать, что такое «делиться», как с честью выйти из жизненной неразберихи, когда дразнят, иногда – «не водятся», чтобы научиться постоять за себя и так далее. Единственные или Единственные или старшие дети в семье, которые несколько лет не знают соперничества, часто не усваивают этих уроков и позже сталкиваются с трудностями.

        Джон. Да, знаю, я был единственным ребенком и, конечно же перескочил эту ступень, ведь и друзей моего возраста у меня было мало. И когда я пошел в восемь лет в школу, то натерпелся, меня здорово задирали. Впрочем, скоро перестали.

        Робин. Значит, Вы усвоили этот урок, хоть и поздновато. Хорошо, потом идет ступень, когда происходит узнавание противоположного пола. Дети, лишенные таких знаний, например, девочка, выросшая без отца или братьев, или мальчик, который провел отроческие годы в интернате с раздельным обучением, будут испытывать неуверенность, общаясь с противоположным полом.

        Джон. С Вами пора излагать автобиографию… Я обучался в типично английском закрытом учебном заведении для мальчиков, в восемнадцать же обнаружил существ из другой галактики девушек. И потом несколько лет преодолевал тяготившую неуклюжесть, каковой обязан английской системе образования. Ну, известно: сидите за обеденным столом в женском обществе, стараетесь произвести на них впечатление, объясняя, как функционирует фондовая биржа и… постоянно суете локоть в масленку.

        Робин. Да-да, недостаток общения с иным полом в детстве позже приведет  не только к страху и неловкости в общении, но и к необоснованным ожиданиям, так что люди рискуют испытать сильное разочарование, завязав близкое знакомство. Хорошо, следующая ступень – обретение независимости от родителей, а эту науку нельзя усвоить, не узнав в юные годы, чем живет компания ваших сверстников. Те, кому не довелось приобрести подобный опыт, обычно крепко цепляются за родителей. Но, даже вступив в брак, они обращают в "родителя" мужа или жену и "прилипают" к нему, вместо того, чтобы завести круг друзей своего же пола, откуда можно черпать поддержку.

        Джон. Так, ясно, что Вы имеете в виду, говоря "ступени развития". Ясно, что каждая предполагает свою науку. Ну а если пропустим ступеньку? На всю жизнь обеспечены проблемой в соответствующих обстоятельствах?

        Робин. Не обязательно. Если Вы пропустили ступень, можете позже догнать и позже усвоить урок. Научились же Вы общению и умению постоять за себя в школе. Так, рано потерявший отца будет искать ему замену в дяде, учителе, в руководителе молодежного клуба, в шефе на службе - в том, в ком увидит личный интерес к себе, подобие отеческого участия. А юноша, чьи родители с малолетства "привязывали' его к себе и препятствовали его общению с другими - неподходящими, якобы, детьми, может наверстать упущенное в общении, когда начнет работать или пойдет учиться.

        Джон. На этой, более поздней ступени, поддержка группы сверстников поможет ему в обретении независимости.

        Робин. Именно. Значит, Вам ясно: пропусти мы ступень, всегда "подтянемся" позже, обретем опыт, близкий тому, какой не усвоили вовремя.

        Джон. Но люди не планируют это "приобретение" нет?

        Робин. Нет, разумеется. Люди обычно не обдумывают и не планируют пережить то-то и то-то, особенно молодые. Но им случается попадать в определенную ситуацию, ведь они стремятся ее испытать, они ощущают потребность в ее переживании так же, как все мы ощущаем потребность в пище, когда голодны. И, обнаружив "замену" опыту, они извлекут из нее пользы больше иных. Я хорошо помню, как одиннадцатилетним мальчиком сознательно и настойчиво стремился сойтись со сверстниками, сменив школу, потому что в прежней мне это не удавалось.

        Джон. А еще какие ступени Вы, по-Вашему, пропустили?

        Робин. Ну, прежде всего мой отец никогда не был со мной достаточно тверд, потому что он плохо ладил со своим отцом, когда сам был мальчишкой. Откуда передо мной встала проблема «власти». Но позже мне помогла разделаться с ней – и дисциплинировала – служба в воздушных силах во время войны.

        Джон. А мой отец был прямо-таки слишком добрым со мной, я даже не знал, что такое жесткость, сердитый голос и, когда позже случилось узнать, то я по-настоя-щему испугался.

        Робин. Считаете, усвоили урок позже?

        Джон. Только отчасти. Смешно, но меня, наверное, «выдрессировала» подготовка передач на телевидении, просто потому, что если не подготовите в срок, экран не загорится. А фильмы в помощь обучающимся менеджменту меня «перевернули»…  Например, фильм, посвященный такому моменту, как принятие решения, заставил пересмотреть представление о власти. Но все это слабые заменители реального опыта. Впрочем, кое-чему я все-таки научился, ведь уже могу, стоит только захотеть продемонстрировать жесткость и рассердиться на дочь… чтобы она своевременно набралась опыта и впредь не боялась. Она же урок усвоила и не впадает, как я, в панику от раздраженного тона. Наверное, поэтому она тверже характером, чем я был в ее возрасте.

        Робин. Жалеете, что не прошли воинской службы?

        Джон. Да, в общем, но скорее потому, что теперь-то мне нечего опасаться… А Вы, наверное, "прописали" бы мне недельку-другую отслужить в десантниках?           Робин. Никогда не поздно, мой мальчик, попробовать чего-нибудь взамен не обретенного опыта.

        Джон. Да, пускай и так, но ответьте мне: почему, если мы стремимся обрести недостающий опыт и, усвоив пропущенный урок, догнать остальных, почему же у некоторых из нас действительно бывают проблемы?

«Спрятанная» ступень.

Робин. Пропусти мы ступень, у нас есть возможность усвоить «науку», найдя замену непережитому опыту – так?   Джон. Так.

        Робин. Кое-что может и помешать – мы не наверстаем упущенное. Не наверстаем, если притворимся, что ступень не пропускали, то есть скроем факт, что в некотором смысле еще не повзрослели.

        Джон. Скроем, потому что будем стесняться нашей незрелости?           Робин. Да. Взрослея, будем испытывать неловкость, что пропустили какую-то раннюю ступень. И чем будем старше, тем больше стыд – обнаружить, что с чем-то важным не справились, ведь если это откроется, мы даже в собственных глазах – несмышленый ребенок.

        Джон. Значит, обманем других...

        Робин. Сначала — других, потом привыкнем и кончим тем, что станем скрывать факт от самих себя.

        Джон. Вы хотите сказать, даже не заметим, как обзавелись проблемой?

        Робин. Именно. А раз человек не признается себе, что чего-то важного не пережил, он и не стремится компенсировать упущенное. Решает же проблему компенсаторный опыт.

        Джон. Да, но мне непонятно, почему, скрывая факт от других, мы в результате "засекретим" его для себя.

        Робин. Мы стыдимся чувства — верно?

        Джон. Да.

        Робин. Уж лучше бы от него отделаться! Хорошо, мы замечаем что-то вокруг нас или не замечаем - как захотим. Так же и с тем, что внутри нас, с мыслями, чувствами. Не хотим замечать каких-то мыслей и чувств, вот и учимся "отводить взгляд" от них. Раз за разом вырабатывается привычка, и мы уже инстинктивно «отворачиваемся» от какой-то эмоции. Американский психиатр Харри Стак Салливан назвал это "выборочным невниманием".

        Джон. Значит, если мы не обращаем внимания на какую-то эмоцию…

        Робин, ...то скоро вообще про нее забудем, так сказать, отгородим «ширмой» эту эмоцию в сознании, спрячем ее.

        Джон. Стыдно из-за нее, стыдно быть слабым?

        Робин. Да. А к тому же - плохим.

        Джон. В каком смысле? Вы о морали?

        Робин. В конечном счете, все сводится к морали, но главное – очень неприятно, мучительно ощущать себя отвергнутым, нелюбимым из-за этой злополучной эмоции.

        Джон. Эта эмоция, значит, делает человека "плохим" уже в его собственных глазах, и он ее прячет.

        Робин. Именно.

        Джон. Давайте возьмем какую-то определенную эмоцию, гнев, например. Как ребенок учится его прятать?

        Робин. В нормальной здоровой семье каждый временами бывает сердит, что не считается за ужасное преступление. Ребенку позволят немного позлиться, и родители не станут всякий раз устраивать из-за этого разбирательство. Ребенок усвоит, что гнев — естественная эмоция, что она допустима и не ведет к карательным мерам со стороны родителей. Если в семье именно так – без лишней строгости – принимают гнев,                             Стр. 25

ребенок, не опасаясь, научится выражать эту эмоцию и при поддержке старших справляться с ней соответственно социальным нормам поведения.

        Джон. Ну, а каким образом случается сбой?

        Робин. Есть два объяснения. Первое - традиционное, предлагаемое Фрейдом и ранними психоаналитиками. Они считают, что эмоция "прячется" - вытесняется — в результате "травмы".

        Джон. То есть какого-то отдельного, но чрезвычайно болезненного события.

        Робин. Например, начинающий ходить малыш переживает чрезвычайный испуг, связанный с гневом: он разбушевался, а мать, не дожидаясь «финала» сцены, исчезает из дома, ей надо в больницу. Он слишком мал и не понимает, что одно с другим не связано; наоборот, может подумать, что мать оставила его, потому, что он злился, потому что – «плохой». И дальше: вместо того, чтобы справиться с этой эмоцией, научиться ее контролировать, чувствуя себя под защитой и любимым в семье, даже когда он «злючка», теперь всякий раз пугается своего раздражения. Любое следующее переживание в его жизни усугубляет ситуацию, усиливает страх. Например, он подерется с мальчиком, который неудачно упав, серьезно пострадает. Но наш бедняга опять будет винить только себя и еще больше будет пугаться гнева. В конце концов эта эмоция покажется ему настолько «плохой», что он попробует притвориться, будто ее не существует, он спрячет эмоцию от себя.

        Джон. Так. Знаем фрейдистское толкование. Но еще я слышал, Вы говорили в связи с такой ситуацией: «Голливудская мелодрама».

        Робин. И какая! Впрочем, теперь ясно, что «упрятывание» эмоции может происходить и не столь очевидным, не столь драматичным образом. Процесс может протекать мягче… если определенная эмоция смущает или же пугает родителей ребенка. Наш малыш, делающий первые шаги, постепенно усвоит, что гнев – это «плохо», потому что все в его семье стыдятся гнева.

        Джон. То есть вся семья воспринимает гнев как «плохую» эмоцию?

        Робин. Именно. Ребенок получает соответствующий урок снова и снова; он видит, как гнев расстраивает его родителей, видит, что они просто неспособны справиться с эмоцией, а как только он сам попробует рассердиться, его или не замечают, или изолируют, или даже отчитывают. Очень скоро он, разозлившись, чувствует себя страшным «бякой». А поскольку все дети хотят, чтобы родители их любили, хотят в ответ любить и радовать родителей, то ребенок начинает прятать от них свой гнев.

        Джон. У ребенка гнев соединяется со страхом быть отвергнутым родителями, а страшнее для него ничего нет.

        Робин. Да, об этом я только что сказал: он чувствует себя страшно «плохим». Еще он чувствует, что притворяется, ведь он не может оставаться самим собой. Он ощущает отторгнутость от родителей

Потому что его не всего принимают, он же притворился, будто гнева в нем нет. Притворяться – плохо, но еще хуже, если родители совсем его отвергнут, и он, вероятно, предпочтет притворяться и оставаться любимым, чем быть самим собой, но – отвергнутым.

        Джон. И теперь в том случае, когда бы нормальный ребенок разозлился, «наш» сдержится.

        Робин. Сдержится и скроет свое раздражение от родителей. Но затем он научится прятать эмоцию от самого себя, ведь только так можно почувствовать, что любим. Сердиться – очень «плохо» а он – он даже себе будет внушать: он ничего «плохого» не делает. Так и привыкнет не замечать свою злость, привыкнет прятать ее и придет к тому, что решит: нет такой эмоции.

        Джон. Ладно, теперь мне понятно, как ребенок учится этому, но неужели вся семья может прятать одну и ту же эмоцию?

        Робин. Да, семья склонна к подобному поведению. В каждой – одни эмоции считаются «хорошими», другие – «плохими». «Плохие» прячутся, и вся семья по молчаливому, но нерушимому соглашению намеренно не принимает их во внимание. Все в семье притворяются, что такого просто не существует. И появляющийся в семье очередной ребенок усваивает «семейный» - выборочный – взгляд на вещи. Привычка прятать эмоции передается как корь, ее маленький человечек «подхватывает» нечаянно… не зная об этом.

Джон. Хорошо, мне давно уже ясно, как дети следуют семейной модели поведения. Не пойму, как возникает эта самая модель. Почему родители прячут одно и то же? Они –то не из одной семьи!

        Робин. Да, верно. Но Вы помните, о чем я говорил? Людей тянет друг к другу, потому что они пропустили одну и ту же ступень развития.

        Джон. Ага, так я и думал, что последние рассуждения должны объяснить этот «закон тяготения».

        Робин. Угадали… Вот Вам и причина, почему оба супруга будут склонны прятать одно и то же. Впрочем, есть кое-какие детали, без которых все равно не решить головоломку, но я Вам о них скажу чуть позже. А пока оставим это.

        Джон. Вряд ли бы Вы убедили сэра Робина Дэя* (Известный английский теле- и радиожурналист.)

        Робин. Согласен. К счастью для меня, у него своих дел полно.

        Джон. Благодарствую… Ну, ладно, если родителям некуда деться и они действительно склонятся к тому, чтобы спрятать кое-что одинаково нужное обоим, мне ясно, почему их дети усвоят этот прием. А в результате что тоже ясно, семья в полном составе спрятала с глаз подальше… нечто и обзавелась семейным «бельмом».

        Робин. Или «бельмами». Возможно, что спрятанной окажется не одна эмоция…

        Джон. И у разных семей разные… «бельма в семейном глазу»?

        Робин. Да. Каждая семья прячет разные эмоции или разные пучки эмоций.

        Джон. А как психотерапевт узнает, какие эмоции семья спрятала? Как Вы различаете «бельмо»?

        Робин. Семья выдает себя тем, что все в ней отрицают ту эмоцию, которую спрятали. Если они говорят: «В нашей семье не ревнуют», так и знайте, ревность – проблема этой семьи, и тут она табуирована.

Джон. Все так просто?

Робин. Ну, это главная «улика». Но найдется и много других. Психотерапевт вскоре отметит, что семья обходит молчанием свое «бельмо», меняет тему разговора, приближаясь к запрету, в общем, не замечает у себя дефекта. И самое удивительное, что это «бельмо», или табу передается из поколения в поколение.

        Джон. И никто об этом не знает?    Робин. Нет. Нельзя же помнить о том, что позабыто.

        Джон. А откуда Вам известно, что «бельмо» передается из поколения в поколение? Робин. Психотерапевт постоянно на него натыкается, изучив семейную историю пациентов, когда хочет представить себе «групповой портрет» их семей. Или при работе с несколькими поколениями одной семьи… Да и в собственной семье она отыщется, если присмотреться повнимательнее… Специальные исследования подтверждают мой вывод.

        Джон. Прекрасно. Дайте-ка я проверю себя. Значит, по мере взросления мы преодолеваем разные ступени развития и усваиваем урок каждой. Главное – научиться справляться с эмоциями. Мы учимся к примеру «обхождению» с теми чувствами, которые у нас вызывают «фигуры власти» или противоположный пол, постигаем чувство независимости от родителей.

        Впрочем, можем и пропустить ступень. В таком случае позже догоним остальных, найдя замену непережитому опыту. И вновь будем двигаться, так сказать, по расписанию.

        Но возможна и заминка. Пропусти мы ступень и не восполни упущенный опыт, эмоции, с которыми не научились справляться, посчитаем для себя «неудобными». Начнем с того, что попробуем скрыть их от окружающих, а кончим – запрятав подальше с собственных глаз. И притворимся, что их нет вообще.

        В основном по двум причинам человек не учится справляться с чувствами и будет вынужден прятать их. Во-первых, если перенесет травму, то есть переживет какое-то отдельное драматическое и очень болезненное событие. Во-вторых, что случается чаще всего, мы постепенно "отказываемся" от определенной эмоции и прячем ее с глаз подальше, если она табуирована в пашей семье

        Каждая семья относит некоторые эмоции к "плохим" и   Прячет их. Ребенок следует семейным "правилам", потому что боится быть отвергнутым родителями, если обнаружит запрещенные эмоции… ведь «плохого» делать нельзя. Таким образом, модель становится наследственной.

        Робин. И передается из поколения в поколение, не забывайте. Если в детстве человек не паучился справляться с какой-то эмоцией, он не сумеет, повзрослев, помочь в этом собственным детям.

        Джон. Так. Ну и что плохого - парочку табу наложить?

        Робин. О чем Вы?

        Джон. Что плохого, если плохую эмоцию, с которой человек не научился справляться, от которой ему каждый раз плохо, он возьмет и тихонечко сунет в темный угол, за "ширму". Избавится, наконец, от нее!

        Робин. Вот Вы о чем. "Ширма' подводит, и эта игра "в прятки" больше проблем порождает, чем решает.

Негодная «ширма»

Джон. Как же "ширма" подводит?

        Робин. Ну, во-первых, иногда валится и выставляет спрятанные чувства на обозрение. Во-вторых, с ней не так, что поставил и из головы вон — надо ее держать, тратить энергию. А в-третьих, просто невозможно отсечь какой-то "кусок" индивидуальности, не нарушив равновесие всей системы... равновесие человеческого организма.

        Джон. Я не поспеваю за Вами, доктор. Давайте по порядку. Ширма" валится, говорите...

        Робин. Да, если человек переутомлен, или болен или же выпил лишнего. Тогда эмоция может выскользнуть. А раз мы потеряли с ней связь, то она застанет нас врасплох» и справиться с ней будет нелегко. Мы вдруг ляпнем или выкинем что-нибудь вроде бы не из нашего «репертуара».

        Джон. Да уж, никогда не забуду один случай со мной в Вашей группе. Будто кто-то чужой заговорил - я был потрясен, когда понял, что это я! Чуть со стыда не умер, ведь "выступление" абсолютно не вязалось с образом человека, который ни за что не сфальшивит, а я себя таким представлял.

        Робин. Я как раз о том и толкую. Обычно спрятанное за "ширмой", конечно же, кажется "не вашим". Но случается, эмоция вдруг прорвется из-за пустяка. Копилось что-то за "ширмой", и вдруг – бах! Случай пустячный, скорее смешит, а нам стыдно, и тем больше причин засунуть то, что обнаружили, обратно. Эмоция может прорваться и замаскированной. Если мы кого-то не терпим, но "спрятали" свою антипатию, мы забудем имя человека, его день рождения или же допустим "случай-ную" бестактность в его адрес. Можем вообразить, что с ним произошло несчастье. Впрочем, такая фантазия иногда выдает и беспокойство о нем.

        Джои. Беспокойство?..

« Предыдущая страница Страница 3 из 45 Следующая страница »
Поделиться:

« Назад