Саенко Евгения

В од-
ном из них, где студенты различного возраста, от 18 до
приблизительно 70-ти большую часть времени работали,
инструкции были розданы просто как часть домашнего
задания по курсу психологии. Письменные ответы пода-
вались в течение приблизительно четырех месяцев (дли-
тельность семестра). В следующий раз курс был дан в
расширенном виде и большему числу студентов. Прибли-
зительно от сотни студентов было получено разрешение
использовать их отчеты при условии анонимности; таким
образом мы получили возможность цитировать под-
линные отрывки, чтобы дать представление о том, какого
рода и сколь различные реакции вызывает эта программа.
Для многих четыре месяца оказались слишком коротким
сроком, всего лишь <разогреванием> перед получением
более существенных результатов; но во многих случаях мы
получили свидетельства, что развитие, начавшееся во вре-
мя курса, продолжалось в ускоренном темпе, когда работа
уже перестала быть частью домашнего задания. Есть все
основания полагать, что так может быть и в нашем случае.

Наша главная задача состоит в том, чтобы помочь вам
начать сознавать, как вы в данный момент функ-
ционируете в качестве организма и личности. Поскольку
вы - единственный человек, который может проделать
соответствующие наблюдения, мы, разумеется, будем
иметь дело с тем, что выше назвали <личными> со-
бытиями. Месторасположение таких событий можно обо-
значить древним термином, пережившим многочислен-
ные решительные попытки его искоренения: это <ум>
(mind). Мы, конечно, не будем отстаивать этот термин в
его традиционном значении чего-то внетелесного, выхо-
дящего за пределы органического функционирования.
Фактически мы на стороне <искоренителей>, но с одним
различием: позже мы подробнее поясним, почему мы
отрицаем независимый статус <ума>, <тела> и <внешнего
мира>. То, к чему относятся эти слова - порождение ду-
алистической традиции.

Делая такое утверждение, мы рискуем потерять друзей
с двух сторон. Те, кто лелеет свой <ум> и воспринимает
себя как этот вне-физический <ум>, действующий с
помощью физического <тела> во <внешнем мире> (порож-
дение процесса социализации, к чему мы еще вернемся),
могут отказаться от предлагаемых процедур, коль скоро
мы проявляем так мало понимания того, как для них

28

обстоит дело. Им мы ответим, что если они поработают с
нами в предложенном направлении, это значительно
расширит их представления об <уме>.

Сторонники строго экспериментального подхода
одобрят наши нападки на <ум>, но отнесутся крайне
воинственно к попытке затронуть <внешний мир>. Они
требуют от нас <объективности>, приверженности к тому,
что проявлено общезначимым образом, - то есть хотят,
чтобы мы поместили все во <внешнем мире>. Но имеет ли
смысл <внешнее>, кроме как в противопоставлении
<внутреннему>?

Впрочем, в некотором смысле <внутреннее> для них
также существует, если только оно само появляется со
стороны, то есть <внешним> образом. Как это возмож-
но? - Существует энцефалографы, которые фиксируют
электрическую деятельность мозга, электромиографы,
фиксирующие так называемый потенциал действия
мышц; чувствительные гальванометры, определяющие
изменения в электрическом сопротивлении кожи. Подоб-
ные физиологические события в науке принято считать
коррелирующими с тем, что исследуемый таким образом
сообщает о своей <психической деятельности>. Для экс-
периментатора это не <психическое>, это <скрытое пове-
дение>, скрытое реагирование организма, может быть
необнаружимое невооруженным глазом, но отмечаемое
соответствующим инструментарием. Это <скрытое пове-
дение> противопоставляется явным движением организма
во <внешнем пространстве>. Заметьте, однако, что при-
знаваемое экспериментаторами <внутреннее> для них
самих существует во <внешнем мире> - в графиках и
других показаниях их инструментов.

Отметим далее, что это разделение <внутреннего> и
<внешнего>, которое экспериментаторы признают у лю-
бого исследуемого организма, относится к тому, что на-
ходится внутри или вне его шкуры или кожи, а не <ума>.
Если экспериментатор сообщает, что его <субъект>, при-
надлежащий к определенному виду, реагирует на изме-
нения в среде, это обычно значит, что когда эксперимен-
татор предъявляет определенные стимулы в определенных
условиях, <субъект> может сделать что-то, что с достаточ-
ной определенностью указывает, что стимулы произвели
какое-то действие. Стимулы могут быть визуальными,
аудиальными и пр., или различными их сочетаниями; что-

бы они производили действие, организм должен иметь со-
ответствующие <органы чувств> - глаза, уши и пр.

Но реакции организма вызываются не только <внеш-
ними> (по отношению к коже) стимулами, которыми экс-
периментатор может с относительной легкостью мани-
пулировать. Кроме экстерорецепторов, воспринимающих
эти стимулы, организм располагает и внутренними рецеп-
торами. Одна их часть, интерорецепторы, в значительной
степени связана с пищеварительным трактом, получая
стимулы от напряжения или расслабления внутренних
органов, например, желудка, - от голода, переполненно-
сти мочевого пузыря и пр.

Другой класс рецепторов внутри организма - про-
приоцепторы, расположенные в мышцах, связках и су-
хожилиях. В более <субъективные> времена психологи на-
зывали их функционирование <кинестезией> или <мы-
шечным чувством>. Сейчас в литературе преобладает
термин <проприоцепция>, кажущийся более <объек-
тивным>. Интересно в этой связи заметить, что <проприо>
происходит от латинского , означающего <чье-
то собственное>.

Поскольку любое движение организма и даже повы-
шенный тонус (напряжение) мышц вызывает про-
приоцептивные стимулы, экспериментаторы называют
эти стимулы <реактивно возникающими>. Эксперимента-
торы все более убеждаются в их важности для управления
поведением организма, в особенности в связи с так назы-
ваемым <вербальным поведением>, - термин, заменя-
ющий им в значительной степени то, что <субъективисты>
старого времени называли <высшей психической деятель-
ностью>, включая <сознание>.

Мы могли бы снабдить этот раздел библиографи-
ческими ссылками, указывающими на быстрое развитие
этих областей, - но это очень далеко от наших наме-
рений, состоящих в том, чтобы соотнести предлагаемую
дальше технику с аспектами научного подхода. Упомянем
здесь недавно изобретенный <индикатор бодрствования>,
основанный на том, что при бодрствовании проприоцеп-
торы человека демонстрируют функционирование не
ниже определенного уровня интенсивности. Если человек
расслабляется и его мышечный тонус падает ниже этого
уровня, - он засыпает. Прикрепив ко лбу человека элек-
троды и получая потенциалы действия от фронтальных
мышц, можно создать реле, которое замкнет цепь, если

30

потенциал упадет ниже заданного уровня, так что вклю-
чится, например, громкий звонок, который разбудит че-
ловека. Парадоксальным образом, засыпая, человек (
помощью этого приспособления сам себя будит. Пило-
там, шоферам дальних перевозок и другим людям, вынуж-
денным или вынуждающим себя бодрствовать, когда
хочется спать, это приспособление могло не раз спасти

жизнь.

Следует, однако, заметить, что в самой сущности это-
го подхода речь идет об управлении поведением извне
Как будто таким трудом приобретенное знание направле-
но на то, чтобы заставить организм функционировать
предписанным образом вопреки самому себе, - даже
если тот, кто предписывает это поведение, является час-
тью самого человека.

Эта <человеческая инженерия> не имела бы привкуса
произвольности в своих требованиях к организму, если бы
можно было бы предположить, что тот, кто предписывает
поведение, обладает неограниченной мудростью. Но
столь мудрый источник мог бы вообще не вмешиваться,
дав самому организму возможности себя регулировать.
Если же человеческому организму нельзя доверить управ-
ление собственным поведением в условиях современной
сложной цивилизации, то можно выдвинуть и противопо-
ложное утверждение, что самоуправляемый организм не
потерпел бы такой цивилизации.

Оба эти утверждения, однако, бьют мимо цели, пото-
му что, если человеческий организм не управляет собой,
то что же им управляет? Если человек уговаривает,
принуждает или каким-то иным образом заставляет себя
делать то, чего он иначе не делал бы, то уговаривающий
и уговариваемый, принуждающий и принуждаемый -
оба состоят из живой плоти, - сколь бы ни погрязли они
в своей <гражданской войне>. Ответ на вопрос, как по-
лучилось, что человеческий организм разделился таким
образом, если это - не неизбежное положение вещей,
может быть несколько спекулятивным и опирающимся на
историю развития современного общества. Здесь не место
обсуждать эту тему, которая блестяще рассмотрена в
книге Л. Л. Уайта <Второе развитие человека>^
Бесспорный факт, что люди в своем функциониро-

IO.L.L. Whyte. The Next Development of Man., N.Y., 1948.

вании разделены таким образом. Но мы не начинаем на-
шу жизнь в этой войне с самим собой. И если человек не
равнодушен к превратностям своей жизни, он может ясно
увидеть это разделение и - главное - в самом процессе
его обнаружения начать избавляться от него. С точки
зрения экспериментатора это может показаться уходом в
<субъективизм>, но на определенной ступени человек
обнаруживает, что дихотомия <субъективное-объектив-
ное> - ложная дихотомия.

Чтобы сделать это более ясным, вернемся еще раз к
предполагаемой противоположности экспериментального
и клиницистского подходов. В чем главный пункт расхож-
дения? Мы уже подошли вплотную к тому, чтобы вы-
разить это непосредственно. Методология и мировоз-
зрение экспериментального подхода, порожденные фи-
зикой, стремятся, насколько возможно, обращаться с
живым как" с неживым. Исследователь, отвлекаясь от
своей телесной воплощенности, тщетно стремится прев-
ратиться в бесплотный глаз, изучающий живое как бы с
точки зрения безличного, но наделенного значительным
интеллектом инструмента. При этом он видит деятель-
ность, которая управляет другой деятельностью, - что,
безусловно, справедливо, -но не в состоянии обна-
ружить ничего другого. Мы осмелимся утверждать, что с
точки зрения обесчеловеченного наблюдателя (а это, пов-
торяем, и есть тот идеал, к которому стремится наука) это
все, что можно увидеть, как бы далеко не продвинулось
исследование. Более того, в рамках целей, о которых го-
ворят многие науки, включая часть психологии, как в
теории, так и в прикладных областях, нет не только воз-
можности, но и желания выходить за эти пределы! Это
знание, истинное и проверенное в условиях контроли-
руемого наблюдения. Это дает человеку значительные
возможности актуального и потенциального управления
условиями его жизни.
Но это не есть его жизнь!

В противоположность этому клиницист стремится ко
все более интимному контакту с деятельностями челове-
ческого организма, как они им проживаются. Пациент
приходит с представлениями о себе, которые являются
смесью фактов и воображения. Но это и есть то, что он за-
мечает в себе и в своем мире. Это не безлично, наоборот,
это в высшей степени лично. Он ждет от терапевта не
знания (в виде словесных утверждений), которое пра-

32

вильно описало бы его ситуацию, возможности ее транс-
формации и необходимые для этого процессы. Нет! Он
ищет облегчения - и это не вопрос слов.

В пределах своих возможностей (а все мы ограничены)
клиницист эмпатирует пациенту, то есть переживает его
опыт посредством своего собственного опыта. Он ведь то-
же человек, проживший свою жизнь. Когда пациент го-
ворит о себе, врач не скажет: <Пожалуйста, будьте более
объективны в своих утверждениях, иначе ваш случай не
будет иметь значения>. Напротив (и в особенности с
пациентом <вербального> типа) терапевт постарается, что-
бы он становился все менее скрытным, менее безличным,
менее сдержанным, и отстраненным от самого себя. Тера-
певт постарается помочь пациенту разрушить барьеры,
которые он воздвиг между <официальным я> - тем фаса-
дом, который он представляет на обозрение общества, и
его более субъективным <я> - чувствами и эмоциями, ко-
торых, как ему говорили (а позже он и сам стал себе это
говорить) - мужчина или взрослый человек не должен
иметь. Эти отбрасываемые части обладают колоссальной
жизненной энергией; и сколько энергии нужно тратить,
чтобы продолжать их отбрасывать! Вся эта энергия может
быть возвращена <субъекту> и найти лучшее применение.

Мы считаем человеческий организм активным, а не
пассивным. Например, сдерживание определенного пове-
дения - это не просто отсутствие этого поведения в его
внешнем выражении; это именно <держание> его внутри
себя. Если сдерживание убрать, то удерживаемое не
просто пассивно проявится; человек активно, энергично
осуществит это поведение.

С <объективной> точки зрения человеческий орга-
низм - это инструмент, управляемый откуда-то извне
Это управление может называться <причинно-следствен-
ными отношениями>, <влиянием среды>, <социальным
давлением> или чем-то еще, но в любом случае организм
оказывается обладателем непрошеного наследства. Эта
установка стала столь распространенной, что человек
начинает чувствовать себя безучастным свидетелем собст-
венной жизни. Он игнорирует или отрицает, что сам -
хотя бы до некоторой степени - создает собственную
ситуацию; .например, активно порождает свой невро-
тический симптом. Конечно, в <объективном> отношении
к себе есть определенные плюсы, связанные с возможно-
стью увидеть собственное поведение со стороны. Но это

33

усугубляет тенденцию говорить с собой и о себе таким
образом, как будто говорящий находится где-то вне пре-
делов органической жизни с ее ограничениями.

Это приводит нас к древней проблеме ответствен-
ности. В той мере, в какой человек держит свою жизнь на
расстоянии вытянутой руки и рассматривает ее так ска-
зать со стороны, вопрос .об управлении ею, регули-
ровании, направлении ее в ту или иную сторону - это
вопрос технологии. Если что-то не удается, то человек -
независимо от разочарования или облегчения, - свобо-
ден от личной ответственности, потому что он всегда мо-
жет сказать: <При нынешнем состоянии наших знаний
мы еще не научились обращаться с такого рода трудно-
стями>.

У человека не может быть рациональных оснований
принимать на себя ответственность за то, с чем он не на-
ходится в соприкосновении. Это относится, например, к
тому, что произошло где-то очень далеко и о чем человек
может быть никогда и не слышал; но это также относится
к событиям собственной жизни, если человек их не соз-
нает. Если же человек входит с ними в соприкосновение
и начинает сознавать, каковы они и какую функцию вы-
полняют в его жизни, он становится ответственным за
них - не в том смысле, что теперь он взял на себя ношу,
которой у него раньше не было, но в том смысле, что
теперь он знает, что именно он в большинстве случае во-
лен решать, будут ли они продолжаться. Это совершенно
другое понятие ответственности нежели то, в основе ко-
торого лежит представление о моральной вине.

Итак, решающий момент в различии между экс-
периментатором и клиницистом состоит в том, что пер-
вый стремится к безличным описаниям нейтральных про-
цессов, действующих во вселенной, в то время как пос-
ледний хочет иметь дело с человеческим опытом, то есть,
как мы цитировали, <актуальным проживанием события
или цепи событий>. Но должны ли эти подходы оставать-
ся взаимно исключающими, как это было до сих пор; дол-
жны ли они, признав друг друга, согласиться на свое не-
согласие, или они могут, хотя бы в области исследования
того, как люди управляют собой и другими, объединить
усилия в разрешении общих проблем? Многое здесь пока
покрыто туманом неизвестности, но кое-что можно уже
прояснить.
Клиническая практика в ее развитых формах получает

34

<субъективными> методами результаты, которые вполне
поддаются измерению и оценке <объективными> мето-
дами, доступными строжайшему экспериментатору.
Например, измерение уровня хронического мышечного
напряжения у человека во время и после лечения <субъ-
ективными> методами принесло позитивные открытия
посредством <объективной> техники.

Все содержание разговоров клинициста с пациентом
можно представить в качестве вековечной и до сих пор
незавершенной экспериментаторами проблемы <инст-
рукций субъекту>. Если экспериментатор проводит экс-
перимент, не давая испытуемым словесных инструкций,
он позже обнаруживает, что они не действовали в пустоте,
а сами давали себе <аутоинструкции>. Тогда он начинает
давать им в высшей степени формализованные инст-
рукции, часто напечатанные на карточках. Он также на-
чинает проводить эксперименты, специально направлен-
ные на выяснение того, как действуют те или иные изме-
нения в инструкциях - в ясности, формулировок, вре-
мени предъявления, количестве и пр. - и этот тип работы
легко расширить до клинической практики и до обучения
вообще.

Будет интересно также посмотреть, что произойдет с
экспериментаторами, если они сами попробуют осу-
ществить неформальные эксперименты, которые описаны
на следующих страницах. В той мере в какой это изменит
их как людей, это изменит также и их профессиональные
установки, обратив их внимание на тот факт, что даже са-
мая чистая наука - это произведение людей, вовлечен-
ных в увлекательное дело проживания собственной жиз-
ни.

Язык, на котором можно говорить о личном опыте, по
необходимости менее точен, чем тот, на котором описы-
ваются общезначимые объекты и действия. Если малыша
научили говорить <а-ва> при появлении домашнего четве-
роногого, и если этот малыш, оказавшись в поле и увидев
лошадь, скажет <а-ва>, мама скорее всего ответит ему:
<Нет, милый, это лошадка , - и начнет объяснять раз-
ницу между собакой и лошадью.